Куда делись билеты с запиской? Может, в урну их выбросил?»
Меня прямо в жар бросило. Помчался обратно к урне. Она на месте стоит. Перевернул её. Исчезли билеты! И записка тоже. Вернулся к тому месту, где с Лидой пирожные ели. Каждую бумажку подымаю. Но уже совсем плохо вижу. Слёзы мешают. В голове всё перепуталось.
Прохожие мимо идут. Никто на меня внимания не обращает. Пошёл и я.
Куда — и сам не знаю. Вижу, милиционер приближается. Я с ним давно знаком. Ещё когда первоклашкой был, мне подарили велик. Поехал я форсить на середину улицы. Милиционер свистнул, я остановился. Он спросил, где живу, и проводил меня до дома. С тех пор мы с ним подружились.
На этот раз мне от него удрать захотелось. Но он меня уже увидел и рукой знак сделал. Пришлось подождать его. Стою. Милиционер подходит ко мне. Думаю, ругать начнёт. А он мне ласково-ласково говорит:
— Чего это ты, дружок, пригорюнился?
Слёзы у меня хлынули ручьём, слова толкового сказать не могу. Бормочу ерунду про какой-то автомобиль, про выигрышный билет. Что если его потерять — топиться надо. И что я потерял билеты...
— Какой автомобиль? — спросил милиционер.
— Не знаю! — с рёвом отвечаю.
Схватил он меня и усадил на какой-то ящик. Я слёзы рукой вытираю.
— Перестань ты хныкать! Потерял или украли?
— Не знаю. Ничего не знаю, — продолжаю бессвязно бормотать.
— Разберёмся! Пошли домой!
— Лучше в милицию!
— Да ты не бойся, — успокаивает он. — Я тебя в обиду не дам.
И повёл меня за руку.
"Всё хорошо, прекрасная маркиза"
Когда мы подходили к нашему подъезду, разные старушки и тётушки, которые целыми днями пасут коляски с младенцами, кинулись предупредить моих родителей.
Дома радио молчало. Никто не плакал. Мама бросилась меня тискать и целовать. Папа, нахмурив брови, толкнул меня в бок.
— Я всегда говорил: Маяковский прав! Наша милиция нас бережёт! — Папа подал руку милиционеру и сказал:—Спасибо! Спасибо, товарищ милиционер.
Я надеялся, что милиционер отдаст честь и отрапортует: «Служу Советскому Союзу!» Он же засмущался и сказал, что не заслуживает благодарности.
Тогда папа повернулся ко мне и уже грозно спросил:
— Ну-с, удалец-молодец, доложи, что натворил!
Милиционер поправил папу:
— Зачем же так сразу — «натворил»? Он — парень надёжный.
Думая, что я не замечаю, милиционер так посмотрел на папу, будто гипнотизировал его. Папа у меня сообразительный.
— Конечно, конечно! — закивал он. — Иди, сынок, помой руки.
Когда я возвратился, в комнате чужих не было.
