Часы и голоса | страница 11
Нет, жизнь сильней надеждою волшебной.
Я снова перекидываю мост
От мук душевных к радости целебной.
1951
Каждый носит в себе и спасенье и гибель
Каждый носит в себе и спасенье и гибель.
Только знать бы, какие нажать рычажки,
Чтоб не биться, подобно трепещущей рыбе,
В заколдованном неводе горькой тоски,
Чтоб не жечь свое сердце напрасным томленьем,
Чтоб в душе не растить ненасытное зло,
Чтоб напрасно не мучить себя сожаленьем
И забыть упоенье того, что прошло,
Чтоб идти, не сбиваясь, по верной дороге,
Чтоб отдать свои чувства и мысли другим,
Чтоб чужая тоска и чужие тревоги
Стали собственным, кровным волненьем твоим.
1951
Москва
«Листьев вечереющих прохлада…»
Листьев вечереющих прохлада,
Облака проходят не спеша.
Сколько тысяч лет прожить мне надо,
Чтобы успокоилась душа?
Кажется, что все от жизни взято,
Что умолк твой юношеский пир,
Но лишь вспыхнут отблески заката —
И другой перед тобою мир.
И опять все начал бы сначала,
Все движенья повторил бы вновь,
В океане плыл бы без причала
С тайной верой в вечную любовь.
1951
Русская улыбка
Как душепотрясающую скрипку,
Как звездной ночью трели соловья,
Люблю простую русскую улыбку,
Зовущую в счастливые края,
Ласкающую светлым обещаньем,
Дарующую солнечный простор,
Таящую и радость, и страданье,
И тот доброжелательный задор,
Который весь пронизан обаяньем.
Улыбка русская чиста и простодушна,
Слегка лукава и всегда светла.
Мягка — как воск, как буря — непослушна
Кривым дорогам и веленью зла.
Я в жизни часто совершал ошибки,
И мной не раз овладевала мгла, —
Меня спасала русская улыбка
Безбрежным морем света и тепла.
1952
Москва
Севастополь
Смотрите на меня во все бинокли,
Расширьте изумленные глаза:
Я пережил осаду Севастополя,
Хоть не был в нем сто лет тому назад.
Забыв от страха ощущенье страха,
Влюбленный в жизнь, но не дрожа за жизнь,
Я защищал крутой курган Малахов
Под ядрами средь беспрерывных тризн.
Я задыхался от священной мести
И становился варваром в тот миг,
Когда в бою в живых телах, как в тесте,
Орудовал мой очумелый штык.
Я был убит, как адмирал Нахимов,
Я разрывался на куски стократ
И был зарыт в бесчисленных могилах,
Как тысячи матросов и солдат.
Но, как сама бессмертная Россия,
Став в эти дни сильней, чем Голиаф,
Я, зубы сжав и муки пересилив,
Восстал из гроба, смертью смерть поправ.
1955
Москва
Где ты, счастье?
Где ты, счастье, милое, живое,
Теплое и нежное такое,
Как брюшко веселого щенка?
Вот, мелькнув, оно щеки коснулось,
Вот во сне внезапно улыбнулось,
Вот глядит уже издалека.
Вот вернулось, тихо скрипнув ставней
Книги, похожие на Часы и голоса