Я мог бы уехать. Передо мной извинились, предложили выходное пособие. Я мог бы вернуться восвояси, к руинам моей прежней жизни. Но я решил остаться. Доктор Нгема утверждала, что место, на которое она претендует, в самом ближайшем будущем освободится снова, и если я останусь здесь работать, то, разумеется, автоматически стану первым в очереди. Я ей не верил, но предпочел поверить. «Потерплю немного, год или два, — сказал я себе, — успею еще задуматься о будущем».
Но год или два превратились в шесть или семь, а я по-прежнему был здесь. Время от времени до доктора Нгемы доходили новые слухи, и она, приободрившись, восклицала: «Наконец-то! Мне вот-вот сделают официальное предложение!» Но эти восторги всякий раз кончались ничем, оставалось лишь смиряться и таить разбитые надежды. Вины доктора Нгемы тут не было. Чаши весов беспрестанно колебались, и потому любая наша беседа, даже самая невинная, имела второй смысл, была полна скрытого напряжения.
Сегодня она желала поговорить о Лоуренсе. Его вчерашний поступок — тот факт, что он при мне утер ей нос, блеснув познаниями, — ей крайне не понравился. Она решила его спровадить, но, разумеется, не собиралась высказывать свои намерения напрямик.
— У меня сложилось ощущение, что ему нужна не совсем такая больница, — начала она. — Для людей его типа у нас здесь слишком тихо.
— Я того же мнения, — сказал я.
— Фрэнк, почему бы вам не устроить для него экскурсию? Покажите ему все. Пусть увидит, что его ожидает. И если после этого он захочет перевестись в другое место, я, наверно, смогу ему как-то помочь.
— Хорошо. Без проблем.
— Разумеется, если он хочет остаться здесь, добро пожаловать. Поймите меня правильно. Идею общественной службы я полностью одобряю. Я всей душой за перемены и новаторство, вы это знаете.
— О да, — подтвердил я. — Знаю.
Перемены и новаторство. Одна из ее коронных фраз. Излюбленная мантра. Пустые слова. Рут Нгема была готова из кожи вон лезть, чтобы избежать перемен и увильнуть от новаторства, — мало ли что повлекут за собой эти новшества… Но сегодня я был с ней солидарен: я знал, чего она хочет, а она понимала мои чувства.
— И если он уедет, вы снова будете полностью располагать своей комнатой, — добавила она. — Так будет легче для всех нас.
Итак, я организовал для Лоуренса экскурсию. В роли гида я ощущал себя странно. Я прожил здесь так долго, что смотрел и ничего не замечал вокруг. Но сегодня увидел все свежим взглядом, точно впервые. Я провел Лоуренса по больнице. Вся ее жизнь была сосредоточена в одном крыле главного корпуса. В прочих помещениях делать было нечего. В проемах распахнутых дверей виднелись палаты — ряды голых, призрачных кроватей, разделенных зелеными занавесками. Административные помещения располагались на втором этаже. Первый по коридору кабинет, находившийся непосредственно над центральным входом, занимала доктор Нгема. В приоткрытую дверь мы увидели ее за столом; склонившись над бумагами, она сосредоточенно писала, но тут же подняла голову и многозначительно улыбнулась нам. Дальше шли сплошные пустые комнаты, где не было даже мебели. Они простаивали без дела, понапрасну дожидаясь людей, жизни, хлопотливой суеты.
