Разговорчивость этого нарядного селезня была для Кийко кстати. Огибая остров, он все еще мучительно раздумывал, как бы быстрее развязаться с надоевшими бумагами, которые он сберегал то в сапоге, то под сиденьем лодки, то в фонарном пузыре. Слушая, Фалалей не очень вникал в смысл этой длинной проповеди, но вполне разумел, о чем заботился экскурсант. За островом, на солнечном плесе царило рыболовецкое оживление. За время штормов рыбаки истосковались по жадному клеву, дружно высыпали на море, и каждый занял свой участок, рыбный "мел-лек", облюбованный еще с весны.
Чтобы не особенно маячить и в то же время не делать подозрительного таинства из своего вояжа, Кийко лавировал между островом и рыбаками, не упуская из поля зрения самых дальних лодок, на которых узнавал дружков, втихую промышлявших со своими переметами красную рыбу, которая строго оберегалась.
- О, вы у нас были бы доходный гондольер! - услышал Кийко непрошенную похвалу. - Кто умеет так молчать, тот дорого стоит. Вы хороший гид. Я хотел бы видеть лысый остров... Можно?
- Мы его не прячем. Наоборот, стараемся показать, и говорим про него: у нас тут революция была. Да еще какая!.. - голос у Фалалея Кийко неожиданно переменился, стал тверже и внушительнее.
- Понимаю... С острыми клыками интервенты? Я много видел красный плакат.
- Клыков у этих упырей не видел, а зады запомнились...
- О, зачем так ругать! История не всегда любит громил. Она протягивает руку для поцелуя тому, кто умеет тихо... Наша фирма не обижает друзей тихих и умных. Вас, гондольер, тоже не забудем. Я уеду, а другой специалист может приехать... Фирма друзей не обижает.
Сбавив газ у мотора, чтобы лучше слышать собеседника, Фалалей старался уловить главное, потаенное в разговоре, опасаясь слишком хитрой "насадки" на закидушке ловца. Сомнительного не усмотрел и, взбодрив моторчик, на больших оборотах направил лодку к южной, каменистой оконечности острова. Пусть потом Завидный выясняет тонкости дипломатии, а он - просто морской извозчик. Какой он гондольер! Фалалею Кийко на сегодня хватит звания бакенщика, и прошлое у него прочно покоится на двух медалях и почестях контуженного фронтовика. Не ропщет Фалалей.
Причалили к лобастому валуну, похожему на черного борова. Потрафляя течению веслом, Кийко подтянул корму лодки к пологому спуску, высадил притихшего экскурсанта на берег. В расщелинах со вздохом плескались волны; в открытом море они казались меньше и спокойнее, чем у берега, где обрывался их бег, и они всю накопленную силу и злость вымещали на одиноком, сиротливом островке Кара-Ада.
