— Она всегда сидела на кресле, где ты сейчас сидишь…
Она говорит это и тогда, когда я стою. При упоминании кошечки я всегда встаю, дабы почтить память покойной, и гляжу на фото. Ну что сказать, кошка как кошка, без всякого сомнения кошка.
С усами.
— Она любила тебя, Роберт, — голос тети дрожит, — как не любила никого в мире.
Восемьдесят девять лет тете, может, даже девяносто исполнилось с тех пор, как эта книга вышла. Я киваю головой в знак того, что разделяю печаль утраты, но поглядываю на старые стенные часы. Жаль, что я не успел познакомиться с Бланкой, жаль, что я не Роберт, все жаль.
А вот — дядя Кальман из рода звонящих родственников. Этот экземпляр преклонных лет — потомок моей тещи справа, — имеет обыкновение частенько звонить и спрашивать:
— А почему ты мне не звонишь?
У дяди Кальмана кассеншос в развитой стадии — болезнь, пригодная для долгоиграющего описания. По случаю этой неотвязчивой болезни я установил в своем кабинете особый телефон с громкой связью, что позволяет не держать трубку во время разговора. Это меня и спасает — руки свободны. Дядя изливает все свои беды в трубку, в то время как я пишу в кабинете халтурные пьесы, немного дремлю, мою голову, занимаюсь ритмической гимнастикой. Он же непрерывно передает мне на длинных волнах свои сообщения, при условии, что я каждые четверть часа восклицаю в трубку:
— Что вы говорите, дядя Кальман!
Особенностью беседы является то, что в среднем через каждые три минуты мой добрый дядя начинает монолог сначала, произнося:
— Кстати, что я хотел спросить? Ах да, почему ты мне не звонишь?
Отсюда следует вторая теорема разветвленной индустрии родственников — родственники помнят только то, что произошло более сорока лет тому назад. То есть дядя Кальман вспомнит лишь в 2041 году то, что сказал мне получасом ранее. Неплохие шансы, в самом деле…
Западня памяти — это чертовски подлое оружие в руках престарелых родственников. Если Кальман поднимается по лестнице своих воспоминаний, он не спустится оттуда до захода солнца. Правда, начало всегда замаскировано под некую актуальную тему.
— Я читал, что организация экспортеров нефти хочет повысить цены на нефть, — открывает дядя тему («что вы говорите, дядя?!») и добавляет: — Я далеко не сегодня, сынок, начал заниматься проблемами энергетики. Если память мне не изменяет, я уже в восьмом классе составлял работы по этой проблеме. Я сидел в классе на второй скамье слева напротив стола учителя в среднем ряду от третьего окна, а возле меня сидел, если уж ты об этом спрашиваешь, Герман Шпиндлер, который впоследствии женился на дочери клептомана Эгона Гольдфлакера из семьи Гольдфлакеров из Солнока, который омывают воды Дуная и где дважды были наводнения — в первый раз в 1874 году, а второй — в апреле 1909-го, когда я все же сидел за третьей партой со стороны второго окна, мне надо будет как-нибудь это проверить…
