Семейная книга | страница 58



Первая доказанная теорема индустрии поиска родственников — у бедных родственников

Да не возникнет здесь недопонимания: в отличие от барона, мы лично очень любим дальних родственников всех видов, без различия пола и происхождения. Вот, скажем, на моем пороге появляется окутанный мраком тайны мужчина пенсионного возраста и объявляет:

— Я — Шандор, сын Хельги, которая вышла замуж за его дядю, покойного Амнуэля Шмулевича.

В этот момент глаза мои увлажняются, и сердце колотится как барабан, и мысли обгоняют друг дружку: откуда взялся этот Шандор, и где он был до сих пор, и кто такой Амнуэль Шмулевич, черт бы его побрал?

Разумеется, есть менее проблемные случаи, не требующие верификации, как, например, тетя Илка со стороны кого-то из членов семьи.

Моя мама несколько раз в год спрашивает меня, навестил ли я уже тетю Илку, и я, как обычно, отвечаю, что в конце осени непременно к ней заскочу. Нет, я не имею ничего против тети Илки, напротив, я весьма ценю ее как музейный экспонат, но есть в ней несколько моментов, затрудняющих прямой контакт.

Во-первых, она живет в гуще Яффо, во-вторых — ей восемьдесят девять в тени, и она постоянно делает замечания, а это неисправимо. То есть всякий раз, когда я появляюсь на пороге ее развалюхи, она поднимает на меня свои глубоко посаженные глаза и говорит, прерывая речь хриплым кашлем:

— Ну наконец-то ты вспомнил о своей старой тетке.

— Я был очень занят последние пять лет, — отвечаю я измученным голосом заброшенного родственника, — но я все же пришел, тетя Илка…

Тогда тетя говорит мне, чтобы я почистил ботинки, ибо старушка поражена тяжелой болезнью пола. Она чистит и наводит лоск на полах своей хижины бесконечно, пока у человека не появляется желание парить там в воздухе, дабы не загрязнять своими копытами храм чистоты. Поэтому тетя знает каждую половую плитку в лицо и даже пронумеровала их по принципу шахматной доски. Она, к примеру, говорит «Г-18 снова влажная», ну и все в таком духе. Вот я и не особенно горю желанием посещать полы тети Илки. Наша беседа быстро переходит на тему кошек. Глаза тети увлажняются, и она шепчет в жестокий послеобеденный туман:

— Ах, Бланка!..

Бланка — это незабвенная кошечка тети Илки, которая преставилась в середине 50-х годов. Я кошку имею в виду. Я не так уж хорошо помню бессмертное животное, ибо в те годы я еще мучился за пределами Израиля и не следил так уж пристально за судьбой еврейских котов. Тогда тетя достает фото из старинного комода, находящегося между Д-21 и З-24, и шепчет сквозь кашель.