Сколько можно смотреть подобное представление? Через два с чем-то часа я почувствовал жуткую усталость и был благодарен этой станции, когда она наконец избавила меня от всего этого кошмара с портретом короля во весь рост и гимном Иордании.
В тот вечер мы пошли спать немного позже, чем обычно. Мне беспрерывно снились гортанные трели певца, и я некоторое время гнался за смуглой дикторшей, непрерывно крича ей: «Абадан, абадан!» — почему, не имею ни малейшего понятия, ведь я не знаю такого слова.
На следующий день я включил телевизор ради эксперимента, лишь для того, чтобы показать ребенку смуглую дикторшу, но сегодня работала другая, с волосами бежевого цвета, гораздо менее убедительная и гораздо сильнее косящая. Она тоже много говорила, а потом появилась молодая и довольно симпатичная певица по имени Надия и пела песню про хизларрин. То есть она стояла посреди сцены напротив цветного картонного ящика, и каждый раз, когда она запевала: «А чтоб вы все сдохли, иншалла!» — дюжина мужчин, окруживших ее амфитеатром, настойчиво и упорно отвечали ей в лад: «Сдохли все! Сдохли все!» Текст был довольно-таки прост, но весьма приятен. Я глубоко погрузился в кресло, сосал одну за другой мятные конфетки и пытался не заснуть. В результате веки мои вдруг сделались тяжелыми, как свинец, и челюсть словно бы затекла, и тут я обнаружил, что сижу с настежь открытым ртом и, по утверждению жены, напеваю припев «Заррэжу всэх!».
— Я напеваю? С чего это вдруг я напеваю? — попенял я жене по-арабски.
Кстати, арабская станция начинает работать в 9 утра. На следующий день, к примеру, можно было наблюдать, как их премьер-министр Бахадж Эль-Тахлуни выступает перед членами профсоюза или что-то вроде этого. Симпатичный мужчина этот Тахлуни, так приятно косит и обладает замечательным гортанным голосом. Он говорил часа полтора, выступая против наших врагов, то есть против нас, и каждый раз, когда он произносил: «Фалаштын биладна, уалл яхуд килавна»[3], мы энергично аплодировали.
Однако под конец он стал несколько зануден, и я вздохнул с облегчением, когда появился очередной оркестр и стал играть длинную приятную мелодию. Надо признаться, что каждый из этих скрипачей — настоящий мастер своего дела, они все держатся какого-то четкого внутреннего ритма, который может показаться несколько монотонным для лишенных антенн, но для засыпающего это как раз то, что нужно. Я, признаться, все время ощущал некую приятную усталость; челюсть моя вновь отвисла, язык немного высунулся, а глаза были полузакрыты, так что я с трудом сквозь сон различил жену, стоящую напротив с выражением страха на лице:
