— Ну тогда вам достаточно маленькой комнатной антенны с одним отводом, — пояснил техник.
— Да, вы правы, — ответили мы и заказали восемнадцатиметровую антенну на крышу с пятью крыльями.
— А вдруг в один прекрасный день мы установим мир с Каиром или захватим его, — сказал я себе, — и тогда я хочу принимать оттуда образовательные каналы для ребенка.
Пока же мы были вынуждены удовлетворяться экспериментальными передачами из Тель-Авива — Яффо. Это действительно замечательные передачи, только их нужно поймать. Например, в тот вечер, когда мы занимались установкой нашего аппарата, передавали отрывок из какого-то спектакля, но, как назло, в этот момент нам принесли телеграмму, и пока я расписывался в получении, ивритские передачи кончились. Тогда нам пришлось поймать какую-то арабскую станцию на 6-м канале, чтобы проверить работу внешней антенны, установленной для ребенка.
На экране появилась смуглая красотка с пышной гривой и что-то долго лопотала на своем языке. Пишущий эти строки не владеет языком региона из-за заграничного происхождения, но жена, рожденная в Израиле, слушала очень внимательно и, дослушав до самого конца, заявила:
— Она говорила на литературном арабском…
Затем появился элегантный молодой человек, немного косивший, и стал плакать в сопровождении большого струнного оркестра. Оркестранты сотни раз повторяют одну и ту же мелодию, а солист заливается завывающими трелями — очень смешно.
«Господи, — подумал я, — да что ж я здесь сижу, я — европейский интеллектуал, и трачу свое время на этот детский вой?»
Через полчаса я встал и оставил это бесконечное пение и не возвращался к опостылевшему аппарату, пока не начались новости. Тогда мы поняли, что поймали Амман, оплот Хашемитского королевства, ибо усатый и тоже слегка косящий диктор начал передачу с произнесенного гортанным, режущим ухо голосом благословения королю Хусейну. Видимо, диктор говорил и о нас, так как он несколько раз произнес «Исраиль», при этом его глаза вспыхивали, как угольки, и он смотрел прямо на меня или сквозь меня — точно сказать не могу.
— Жена, — спросил я, — что он говорит?
— Не знаю, он говорит на литературном арабском, не мешай!
И ради этого она сидит, как лунатик, перед телевизором весь вечер напролет! Может, в этом виноваты слишком удобные мягкие кресла? Я же чуть не заснул посреди тупого водевиля, который шел после новостей. Такой примитивной и скучной вещи я еще в жизни не видел. Один мужчина был одет как женщина, а второй был в пижаме, и его жена пришла домой, и переодетый сказал что-то, и этот, в пижаме, кричал на того, кто пришел с женой, и они оба, и жена, и тот, кто пришел с ней, пошли куда-то, и пришла толстая женщина и кричала что-то переодетому мужчине, и тогда тот, что в пижаме, стал бегать вокруг и проклинать ее, а потом вернулись те, что уходили, и кричали на толстую, и она что-то сказала, и тогда переодетый убежал и столкнулся с тем, который с женой того, который в пижаме, ну и так далее.
