Кто-то может помочиться в трех метрах, даже не заподозрив, что здесь прячется человек.
Каждое утро, когда джип вновь приближался к краю себхи, можно было бы сказать, что в душе лейтенанта начинали яростно бороться друг с другом два чувства: страх увидеть неподвижную фигуру на прежнем месте и страх не увидеть ее там.
Каждое утро лейтенанта Размана сначала охватывало чувство ярости и бессилия, заставляя его проклинать вслух этого грязного «Сына Ветра», пытающегося насмехаться над ним, но потом он замечал, что в глубине души испытывает тайное удовлетворение, убеждаясь, что не ошибся в туареге.
– Надо иметь большое мужество, чтобы умереть от жажды, лишь бы не оказаться в тюрьме, – признавал он. – Большое мужество… И он должен быть мертв.
По радио до него донесся возбужденный голос сержанта Малика:
– Он ушел, лейтенант… – Чувствовалось, что тот пребывает в ярости. – Отсюда все выглядит как будто по-прежнему, но я уверен, что он удрал.
– Куда? – угрюмо возразил Разман. – Куда может уйти человек без воды и без верблюда? Или там лежит не верблюд?
– Да. Это он. А то, что находится рядом с ним, похоже на человека, но вполне может оказаться куклой. – Сержант помолчал. – Почтительно прошу разрешения подойти к нему.
– Хорошо… – неохотно согласился лейтенант. – Сегодня ночью.
– Сейчас!
– Послушайте, сержант! – сказал Разман, стараясь, чтобы голос звучал как можно более властно. – Я здесь старший. Выступите, когда стемнеет, и я хочу, чтобы с рассветом вы вернулись. Ясно?
– Совершенно ясно, господин…
– Тебе тоже, Ажамук?
– Я все слышал, лейтенант.
– Сауд?
– Я пошлю человека с заходом солнца.
– Значит, договорились, – заключил лейтенант. – Завтра я хочу вернуться в Тидикем… Меня уже порядком достали этот туарег, жара, вся эта дурацкая история. Если он не умер и не хочет сдаваться, пристрелите его.
Почти в то же мгновение он раскаялся в своих словах, но понял, что ему не следует идти на попятный, даже если сержант Малик постарается воспринять его слова буквально и покончит с туарегом раз и навсегда.
В глубине души Разман должен был признать, что, возможно, это наилучшее решение, поскольку туарег продемонстрировал, что предпочитает умереть, лишь бы не оказаться в грязной тюрьме.
Он попытался представить себе этого высокого человека с благородными жестами и размеренной манерой говорить, действовавшего из убеждения, что он всего лишь выполнил свой долг, как того требовали древние обычаи, рядом с тем отребьем, которым переполнены тюрьмы, и понял, что тот никогда этого не вынес бы.
