В раздевалке стаскиваю мокрый купальник и начинаю вытираться. Проходит минута, не больше. Внезапно в кабинке появляется Мацек. Это настолько обескураживает, что я даже не смущаюсь. Разве я не заперла дверь? Все совершается так скоро, что сердце не успевает отреагировать – бьется по-прежнему ровно, не обращая внимания на то, что видят глаза. Я ничего не говорю – не могу. Молчит и Мацек. Только берет у меня полотенце и откладывает в сторону. Задняя стенка кабинки – часть стены всего здания; Мацек подталкивает меня к ней. Не грубо. Я все никак не опомнюсь – наблюдаю за собой и даже не ощущаю ни малейшей тревоги. Только любопытство. Затем происходит нечто совсем уж диковинное. Не спросив меня, мои собственные руки притягивают его грустное лицо, и я целую его в губы. И тут сердце срывается с места в карьер. Наверное, у меня сердечный приступ. На что это похоже – целовать Мацека? Это похоже на счастье. А вы как думали?
Чтоб мне пусто было – Сэм влюбился! Ах, бедолага. Узнаю этот взгляд.
Самой было четырнадцать. Его звали Эндрю Маккей, в школе я сидела за ним. И глаз не могла оторвать от его затылка. Господи, до чего я любила этот ежик светлых волос! Руки аж ныли, так хотелось потрогать коротенькие завитки на шее. У его отца была ферма, и после летних каникул кожа у Эндрю становилась почти золотой. Про свои чувства я и словом ему не обмолвилась. К нам в класс пришла новенькая, такая грудастенькая уже. Она-то его и заполучила, хотя раз в столовой я ее предупредила, что Эндрю – мой. Как бы не так – мой. Но мечтать, как говорится, не вредно.
Стою посреди собственной кухни вся красная как вареный рак. Что, интересно, с ним сталось? И с какой стати я, черт возьми, покраснела? Опять приливы, не иначе. Вспышка прошлого. Щеки так и горят, лоб в испарине. Присаживаюсь с чашкой чая в руках и жду, пока пройдет. У этих приливов свой ритм и протяженность – начало, середина, конец. Когда проходит, у меня такое ощущение, будто молодость отступила еще на шаг, а я осталась, позабытая-позаброшенная. Как старая мини-юбка, которую даже не вспомнить когда в последний раз надевала.
В разговорах с подругами я неизменно заявляю, что на климакс мне плевать с высокой колокольни. Дескать, такое отношение – единственное спасение от кризиса среднего возраста. Молодость остается за плечами, а я кричу ей: пока, соплячка! Кому ты вообще нужна?
Вообще-то – мне.
Кто бы мог подумать, но на самом деле единственное спасение от кризиса среднего возраста – это секс. Как будто в предсмертной агонии, когда количество яйцеклеток во мне стремительно приближается к нулю, мое либидо отбросило всякую осторожность. И вопит во все свое похабное горло: «Сексу мне! Мужиков мне! И побольше! Хоть незнакомых мужиков, но только, умоляю, не моего мужа!!! Толстых болтов! Языков!!! Да хоть бы за руку кого подержать. Господи. Поцеловать. Хоть один раз, хоть одну секунду».
