— Весь мир поднимет голову и будет смотреть на его полет, а город Оденсе, в котором он родился, будет гордиться им. Для него зажгутся лампы и ради него люди выйдут на улицы. Все почести будут его. Но, несмотря на славу, сердце его останется печальным. Жизнь даст ему многое, но не все. То, что для него дороже всего на свете, будет ему недоступно.
Пульс в висках Ханса Кристиана бился подобно молоту.
— Слава — вот что для меня дороже всего на свете. Если я добьюсь ее, чего мне еще желать?
— Ты очень молод, — ответила старуха. — Понимание придет со временем.
Чары разрушил грубый голос Анны-Марии.
— Он слишком молод, чтобы отправляться в Копенгаген.
— Но ты обещала! Ты обещала, что отпустишь меня, если она скажет, что я буду великим!
— Ты слишком молод, — упрямо повторила мать. — Ты можешь найти путь к славе здесь. Копенгаген ненамного отличается от Оденсе. Только больше людей, больше домов…
— Больше поворотов колеса судьбы, — мягко вставила бабушка.
На лице Анны-Марии застыла маска упрямства. Ханс Кристиан видел это выражение лица много раз прежде, и это означало конец его надеждам. Он закрыл лицо руками и предался своему горю.
— Послушай мальчика, — вмешался Йоргенсен, пытаясь предотвратить намечающуюся бурю. — Давай, давай, плачь. Пусть соседи узнают. Они всем будут говорить, что Йоргенсен бьет своего пасынка. И они побегут посмотреть на это представление. Громче, мальчик, громче! Некоторые из них тебя не слышат!
— Заткнись, черт тебя побери, — рявкнула Анна-Мария, вскакивая на ноги, — еще одно твое слово…
— Да, ты сломаешь мне шею! А он здесь ни при чем! Он гений! Он может орать и заливаться слезами! А-а-а-а-а! А-а-а-а-а!
Йоргенсен стал передразнивать Ханса.
Мадам Текла незаметно ушла, даже не напомнив о своем вознаграждении.
— Боже правый, вы сведете меня с ума. Вы двое! — крикнула Анна-Мария. Ее лицо стало багровым от ярости.
— Тогда ты составишь компанию своему сыну, — парировал муж. Однако он понял, что это была последняя капля и в его положении лучше всего спасаться бегством. Он подхватил законченную пару башмаков и выскочил во двор.
— Мне следовало выйти замуж за трубочиста, — с вздохом произнесла Анна-Мария, наблюдая за бегством мужа. — Лучше человека я не встречала. И он тоже делал мне предложение.
— Подойди сюда, дочь, сядь, — мягко потребовала бабушка. Она подвинула свой стул ближе к Хансу и сейчас гладила его по голове.
— Я и отсюда услышу все, что ты скажешь, — резко ответила мать.
