— Чем же он, по-вашему, занимался с этими девушками?
Дьюкейн поймал себя на том, что улыбается Макрейту ободряюще — пожалуй, даже по-свойски. Предмет разговора сам собою вносил в обстановку элемент чисто мужской задушевности.
— Занимался-то? — переспросил Макрейт, в свою очередь отвечая ему улыбкой. — Я, понимаете, толком не видел этого, хотя раза два потихоньку возвращался и заглядывал в окошко. Интересно было, знаете. Вам бы, сэр, тоже было бы интересно.
— Да, наверное, — сказал Дьюкейн.
— То есть, чем с ними обыкновенно занимаются — такого, думается, не было, он же с причудами был господин. Один раз, смотрю, девица у него лежит на столе, и на животе у ней стоит серебряная чаша. А сама притом — раздетая до нитки.
Черная месса, догадался Дьюкейн.
— Он по одной принимал этих женщин или сразу несколько?
— По одной, сэр, только они не всегда бывали свободны, и на тот случай четверо было постоянных. Раз в неделю являлись, по воскресеньям — это уж обязательно, а бывало, и сверх того.
— А еще вы наблюдали что-нибудь?
— Не сказать, чтобы наблюдал. Просто довольно странные вещи лежали у него по всему дому.
— Что, например?
— Ну, там, хлысты, кинжалы — такое. Правда, чтобы он их когда применял — к барышням, я хочу сказать, — этого я не видел.
— Понятно, — сказал Дьюкейн. — Ну, а теперь расскажите-ка мне о Елене Прекрасной.
— Прекрасной? — Белокожее лицо Макрейта окрасилось легким румянцем. Он убрал руки со стола. — Никакой такой не знаю.
— Бросьте, мистер Макрейт, — сказал Дьюкейн. — Нам известно, что в истории, изложенной вами прессе, упоминается некая особа под этим именем. Так кто же это?
— А, Елена Прекрасная, — небрежно сказал Макрейт, словно до того речь шла о какой-то другой Елене. — Да, вроде была одна с таким прозвищем. Среди других прочих.
— Почему же вы только что говорили, будто понятия не имеете, кто это?
— Я не расслышал, что вы сказали.
— Хм-м. Ну хорошо, так расскажите о ней.
— А нечего рассказывать, — сказал Макрейт. — Не знал я ничего про этих девиц. По правде, и не встречался с ними. Слышал просто, что одну так звать, — ну, оно и застряло в памяти.
Врет, подумал Дьюкейн. Что-то связано именно с этой женщиной. Он спросил:
— Вам известны фамилии этих особ и где их следует искать? В полиции, возможно, захотят их допросить.
— В полиции? — Физиономия Макрейта сморщилась, будто он собирался заплакать.
— Ну да, — невинно подтвердил Дьюкейн. — Чистая формальность, разумеется. Не исключаю, что их присутствие потребуется на дознании.
