— Вид будет тот же самый, — проворчал я. — Но уж ладно, может, ты хоть тогда насытишься, наконец, своим любимым западом!
Чтобы доставить удовольствие сестре, я дал задний ход, развернулся и стал подниматься по узкой, укрытой от глаз дорожке, с двух сторон заросшей дроком. Она петляла среди скал и лиственниц, потом от нее отделилась изрытая колеями дорога на ферму, а наша превратилась в едва видную тропу между готовыми распуститься рододендронами и, наконец, вывела нас на небольшое, продуваемое ветром плато на вершине. Вид отсюда действительно был такой же, только более просторный — плато находилось на оконечности маленького мыса и море омывало его не только с запада, но и с юга.
Памела вышла из машины первая, обогнула группу деревьев слева и остановилась спиной к морю, засмотревшись на что-то. Я подошел к ней и увидел заброшенный дом.
Он стоял, глядя на залив, — каменный, двухэтажный, с такими строгими, благородными пропорциями, что пройти мимо, не залюбовавшись, было бы нельзя. С востока его защищал от ветра поросший лесом холм, с севера — узкая полоска деревьев.
— Родди! — выдохнула Памела. — Дом!
— И мне так кажется.
Я обошел его кругом. Это была солидная, наверно георгианская, постройка с большими окнами по обе стороны входной двери и тремя окнами во втором этаже. Над крыльцом с колоннами красовалось полукруглое окно, а все окна нижнего этажа располагались в глубоких нишах, тоже закругленных сверху. Фасад был обращен к югу. Дом имел странную форму — торцы были гораздо длиннее фасада, так как сзади нижний этаж выдавался и был покрыт плоской крышей. Вероятно, тот, кто планировал его, намеревался пристроить комнаты на втором этаже. При доме имелся двор со службами и конюшней, выходившей на подъездную аллею. Видно было, что в доме давно никто не живет, — на ставнях, защищавших окна первого этажа, облупилась краска, один из них отвалился и косо повис, а в маленькой оранжерее, примыкавшей к дому, почти все стекла были выбиты. Но стены выглядели надежно. Тут и там, где только позволяла каменистая почва, когда-то были разбиты грядки, заросшие теперь сорняками и засыпанные листьями. На поросших грубой травой, давно не стриженных лужайках, с двух сторон спускавшихся к краю обрыва, царил вереск, в траве желтели невысокие крепкие нарциссы, а на один из подоконников дома склоняла свои редкие золотистые колокольчики форзиция. Я подошел к краю утеса — вокруг не было никакого жилья только маяк да домик береговой охраны. Я прислушался, но до меня доносился лишь шум волн крики чаек да далекое блеяние овец. Утес отвесно спускался к морю, с западной стороны край его подходил совсем близко к дому. В этом месте в скалы врезалась маленькая бухта. Над ней на самом краю обрыва стояло мертвое уродливое дерево. Я поглядел вниз и увидел под каменными выступами, громоздящимися друг над другом наподобие ящиков комода янтарный песок крошечного пляжа. Меня охватила алчность. Сбегать туда каждое утро по тропинке зигзагами вьющейся между скалами, и бросаться вплавь! Есть же счастливчики, владеющие такими сказочными местами!
