— Вы или Фернандо?
— Фернандо.
— Потому что вы никогда не делаете глупостей? — тихо спросила она.
— Почему же? Иногда я совершаю такие же дурацкие поступки, как и все прочие. — Витторио тщательно изучил крышку и в конце концов промолвил: — Нет, я не смогу сдвинуть ее. Пойдемте. Попробуем выйти через церковь.
На это ушло немало времени — впрочем, наверняка меньше, чем показалось Одри. Они поднялись по ступеням и начали колотить в дверь. Этот шум мог бы разбудить и мертвого, однако никто не ответил и не поторопился выпустить их.
Почему-то Одри была убеждена, что Витторио начнет злиться, но ничего подобного не случилось. Он только поглядел на нее искоса, потянул за руку, заставил сесть на верхнюю ступеньку, опустился рядом и выключил фонарь. Когда в темноте раздался огорченный вздох, Маричелли объяснил:
— Экономлю батарейки.
— О…
— Рико знает, что вы здесь?
— Да, — тихо подтвердила она. — Он сам просил меня найти вас.
— Да ну?
— Что это значит? — потребовала ответа Одри. — Действительно просил! И даже сам привез меня сюда.
Витторио вновь усмехнулся.
— В этом я не сомневаюсь.
— Нет, сомневаетесь! Вы думаете, что я преследую вас!
Судя по интонации, его улыбка стала шире.
— Бедная Одри…
— Не смейте жалеть меня!
В ответ раздался искренний, непринужденный смешок.
— Он вернулся в институт?
— Да, — ледяным тоном отрезала она.
— Тогда нам остается только ждать.
— Нет!
— Выше нос; все могло сложиться гораздо хуже.
— Как?
— Вы остались бы здесь одна.
— Да, конечно. — Одри вздрогнула, представив себе, как это было бы страшно, вспомнила уже пережитый ужас, горячую радость, с которой она встретила Витторио, и почувствовала себя бесконечно несчастной.
— Вы дрожите, — мягко заметил он.
— Со мной все нормально, — быстро заверила она. Нельзя было давать повод думать, будто она хочет, чтобы ее снова обняли. Однако он, видимо, сам хотел этого, потому что прижал ее к своему теплому боку и начал растирать руки. Это было приятно, потому что Одри действительно замерзла. Темнота заставляла ее чувствовать себя маленькой и жалкой, хотя это было вовсе не так.
— Ну что, я не такой бесчувственный, как вам казалось? — мягко спросил он.
— Нет… А вам теперь легче понять, за что меня любят Рико и мать? — вполголоса отозвалась она.
— Я всегда понимал, за что они любят вас, и говорил все это только потому, что злился на себя и на вас. Не следует помнить все, что говорится со злости.
— В самом деле? Даже если в этих словах есть доля правды?
