"Да заткнись ты со своей слепой! Ненавижу! Ты ничего не понимаешь! Только жрешь!"
Я испугался, что она опять поднимет вой. Но Надя не собиралась плакать.
Она спокойно посмотрела мне в глаза.
"Ладно, не обижайся. Я скажу тебе тайну... Никому! Если скажешь, я про тебя такое расскажу!"
Нет, говорю, не скажу. Мне все всё говорят.
"Так вот, я не хочу, чтобы мать умерла... Понимаешь?! Я хочу ее забыть! Понимаешь?! Забыть! Как будто у меня никогда ее не было! И отчима и всех забыть! Как будто я совсем одна! Понимаешь?!"
Я понимал. Я слушал. Я смотрел на ее перекошенное от этой правды лицо.
А потом она успокоилась. Сложила руки на коленях. Я докурил и затоптал окурок.
"Хочешь чеснока? - предложила она. - После лаврушки все равно пахнет, а после чеснока нет".
Она очистила одно перышко и протянула мне. Я откусил и вернул. И когда сморщился от горечи, почувствовал Надькину руку на щеке.
Она гладила меня и приговаривала: "Не обижайся... Я злая... Ты не обиделся?"
Она гладила меня по щеке так, как никто не гладил. Покраснев, я закрыл глаза.
"Не обижайся... Пожалуйста... Я принесу тебе поесть что- нибудь... Не обижайся... Я дура..."
Она гладила меня по щеке, по руке, по лицу, по волосам.
Так мы сидели не знаю сколько времени. Два ребенка. Два маленьких урода. Два живых существа в подвале.
Сколько было любви... И какая нежность.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Пару раз в роддоме мне доверяли очень важные задания. Я должен был отнести мертвых младенцев в морг. Их там учитывали.
Нужно было пройти метров сто. По прямой. По асфальтовой дорожке. Под яблонями больничными. Под кислыми яблоками.
В первый раз все прошло нормально. Мне старуха-санитарка вручила два плотных свертка. Ей было некогда. Она должна была срочно в операционной собрать с пола кровь. Кровь матери этих свертков.
- - - Не бойся, - - - сказала санитарка, - - - это выкидыши - - - это еще не дети
- - - Я не боялся.
Зажмурившись, прижав к себе эти кульки, я побежал. По прямой.
И ворвавшись в морг, чуть не бросил их на стол. За столом сидел толстый патологоанатом и ел домашние пирожки. Он был похож на бухгалтера.
- - - Из роддома, - - - спросил он утвердительно.
Я кивнул. В нос мне ударил запах мяса, жареного мяса из его жующего рта.
Я бросился обратно.
Второй раз был последним. Я потерял одного мертворожденного.
- - - Донесешь, дождешься справку и обратно, - - - сказала мать.
Молоденькая медсестра-стажер, напевая, пеленала последнего. Их опять было двое. В один день. От разных матерей. Я смотрел, как голова второго исчезает в конверте пеленки.
