Потом стало легче. Я научился притворяться.
Я научился жить с этим отвращением, которое всегда скользило рядом, как тень.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - -
Роддом, где работала моя мать...
С десяти лет я бродил по его коридорам. Лучше местных крыс знал подвал. Помню запах хлорки в подвале и тишину.
Я вспоминаю этот двухэтажный облупленный дом среди старых тополей.
В июне здесь лежали сугробы тополиного пуха.
Молодые мамаши, открыв окна в душные сумерки, смотрели вниз. Они курили не скрываясь. Они задумчиво ждали своих мужей. Окурки выпадали из рук, и пух загорался. Пламя мгновенно съедало сугробы.
Они смотрели на это. Как смотрят с корабля в волны.
Я вспоминаю одну жирную тетку, которая никак не могла родить.
"Дура я! А он сволочь! Уже и так пять спиногрызов! Ему подавай девочку! Суки! О... Суки! Все мужики подлые... Им бы только свой конец помочить!"
Ее муж сам был как обрывок шнурка. Он мог поместиться в кармане ее огромного халата, который принес из дому. Толстуха обняла его, и он исчез. Потом они ворковали, как голуби в больничном саду. Мужик даже пытался посадить ее на колени.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - - Она кряхтела и стонала так, будто хотела сдвинуть стену, у которой лежала.
Моя мать молчала. Да и что говорить. Меня она родила стоя. Я упирался.
Видно, не нравилось мне здесь. Но раз уж пришел, то пришлось войти.
Этот тип у толстухи тоже передумал выходить.
- - - Тужься, тужься... Не бойся... Все нормально... С первым проблемы... А остальные как горох, - - - приговаривала акушерка, добродушная и теплая, как корова.
Людьми, которых она приняла, можно было заселить пару маленьких городов.
А потом начался настоящий штурм.
"О!!!!! Го-ро-шинка!!!!!"
Толстуха орала, будто в нее вселился дьявол. Она орала разными голосами.
Моя мать спала, как в тихом лесу. Она до этого дежурила две ночи подряд.
Наконец горошинка решила выйти.
Я стоял и смотрел как зачарованный. Мать из-под маски одними глазами сказала, чтобы я вышел. Но я не мог покинуть такое зрелище.
"Я отвернусь", - сказал я, а сам так встал, что все в зеркало было видно.
Вдруг стало тихо. Так всегда бывает несколько секунд перед тем, как ребенок начинает выходить. Всегда, когда наступало это затишье, которое я раньше слушал из- за дверей "родовой", я чувствовал странное беспокойство.
А теперь я присутствовал! Я все видел своими глазами! Эту огромную кричащую гору с дырой... Казалось, гора кричит через эту дыру.
