Пещера Батикава | страница 57



Подняв шланг, старшина с удивлением покачал головой. Хм, к чему бы здесь клещам быть? И скоба какая-то…

Еськин сдвинул скобу — клещи разомкнулись.

Что за этим последовало, догадаться не трудно: ничем не сдерживаемая струя воды с шумом устремилась вперед. Боясь попасть под нее, Еськин отставил руку со шлангом как можно дальше от себя. Струя ударила в кукурузные заросли. Оттуда послышались захлебывающиеся звуки, потом кто-то явственно чихнул.

Услыхав чихание, милиционер насторожился, дотронулся свободной рукой до кобуры на ремне и грозно приказал:

— А ну, выходи кто есть.

Стебли зашевелились. Из зарослей выбрался совершенно мокрый Пятитонка. Округлив глаза, он испуганно уставился на представителя закона.

— Кто такой? — спросил Еськин.

Пятитонка открыл рот, закрыл, но не издал ни звука. С рубашки и штанов обильно капала вода.

Верхушки кукурузных стеблей снова заколебались. Из зарослей вышли Леша и Валька.

— Так… — протянул милиционер. — Стало быть, так и запишем: на участке обнаружены трое, в дальнейшем именуемые «подростки».

Забыв о шланге, старшина сделал шаг к мальчикам. Струя воды ударила по сапогам. Еськин растерялся, будто приплясывая, потоптался в быстро образовавшейся луже и, наконец, глядя то на мальчиков, то на непокорный шланг, сердито крикнул:

— А ну не будем!.. Прекратить безобразие!



Валька нашелся первый. Подскочив к Еськину, он выхватил у него шланг, быстро и умело зажал брезентовый конец клещами, а на клещи накинул скобу. Шум воды прекратился. На полянке наступила тишина.

Милиционер с облегчением переступил через лужу, снял фуражку, вытер лоб и, ни к кому не обращаясь, произнес с угрозой:

— Ну, погоди, попадутся мне спекулянтские души! Воду провели, пацанов эксплуатируют… — Он хотел сказать что-то еще, но промолчал, раскрыл записную книжку, посмотрел на мальчиков. — Фамилия?!

— Чего? — не понял Валька.

— Фамилия, спрашиваю.

— Рябов Валентин.

— А твоя? — Начальственный взгляд устремился на Лешу.

— Брагин Алексей.

— А твоя?

Этот вопрос был обращен к третьему, самому мокрому представителю подозрительной для обследователя троицы.

— Пятитонка, — с трудом выдавил из себя Пятитонка. С него все еще капала вода. Глаза сохраняли круглую форму. Он почему-то очень робел перед человеком в милицейской форме.

— Кличка, — определил Еськин. — А подлинная?

Пятитонка молчал. Струйки влаги сбегали с волос на пухлые, будто подкаченные автомобильным насосом щеки. Он не мог взять в толк, что от него хочет строгий милиционер.