Местные жители пребывали на грани
паники, и отцы города поняли: нужно что-то предпринимать. На следующий после
нашего с Майком визита в банк день мне позвонил член бетелского городского
совета, сказавший, что совет подумывает об отзыве моего разрешения на
проведение фестиваля музыки и искусства. Если решение будет объявлено
недействительным, у совета появится возможность прикрыть Вудсток и все
собравшиеся в городе люди разъедутся по домам.
– Это самая большая глупость,
какую вы можете сделать, – решительно сказал ему я. – Вы никогда больше не
получите другого шанса вдохнуть жизнь в Уайт-Лейк, Бетел и весь наш край. Мы
стоим на пороге величайшего бума, какой когда-либо переживала экономика города.
После окончания фестиваля, мы сможем договориться с «Вудсток Венчерз» о ежегодном
его проведении в Уайт-Лейке. Мы обратимся в подобие массачусетского Танглвуда
или шотландского Эдинбурга. А это означает, что в экономику города будут каждый
год вливаться огромные деньги. Мы получим ежегодный приток туристов, внимание и
уважение всей страны. И город воскреснет из мертвых. Мы сможем поднять цены на
недвижимость, создать налоговую базу, которая даст нам лучшие школы и позволит
усовершенствовать городскую инфраструктуру. На деньги, которые вы станете
получать, можно будет привести в божеский вид весь регион. Вы понимаете, что
перед вами открывается путь, который позволяет разбогатеть каждому жителю
города?
– У нас на это другая точка
зрения, – ответил он. – Грязные хиппи губят город. Они занимаются сексом в
озере, разгуливают голыми у всех на виду. Они, того и гляди, начнут насиловать
женщин. И что тогда? Жители города засыпают совет жалобами и требованиями
отменить фестиваль. Мы обязаны что-то сделать, и сделать сейчас.
«Ну почему самые большие на свете
дураки непременно становятся политиками?» – спросил я себя. И, повинуясь
наущениям возродившегося во мне пессимиста, сделал то, что всегда делал в таких
ситуациях, – запаниковал. Помчался во временный офис Майка Ланга, в «Президентское
крыло», и рассказал ему об этом разговоре.
Майк выслушал меня и улыбнулся. Вот
он-то паниковать не стал. Я искал в его карих глазах хоть какие-нибудь
свидетельства озабоченности и отчаяния, но находил лишь спокойствие и
уверенность. Он снял трубку с телефона – одного из двухсот, установленных к
тому времени в «Эль-Монако», – и позвонил кому-то из своих людей. А в ожидании
ответа снова взглянул мне в лицо, улыбнулся и сказал:
