– Нет, – улыбнувшись, ответил я.
– О Боже, мне не часто приходится
встречать девственников, – сказал он и захихикал. Как я вскоре обнаружил,
хихикал Трумен часто. Он походил на питавшегося кокаином Птенчика Твити из
мультфильмов. Уникальное сочетание грязного старика и херувима, поселившихся в
теле юноши. Меня он просто поразил.
Теннесси предложил зайти в
ближайший бар, поболтать. Мы пили и разговаривали о пьесах, книгах и моей
девственности. Я пребывал в полном восторге – редко кому выпадает счастье вот
так сидеть и пить с двумя гигантами литературы. И не стал говорить им кто я
такой – уродливый, толстый выпускник иешивы, выросший в Бенсонхерсте.
Собственно, тема эта в нашем разговоре и не возникала.
Спустя несколько недель Теннесси
и Трумен постучались в дверь моей квартиры. Впустив их, я мгновенно понял, что
оба здорово чем-то накачались – и возможно, всем сразу. Обоих пошатывало,
мысли обоих путались. Теннесси дал мне какую-то таблетку: «На-ка, прими, только
не звони мне завтра утром, не жалуйся» – сказал он заплетающимся языком. И
очень скоро мы трое напрочь забыли о наших горестях – обо всех до единой. Я
рассказал им о моем пристрастии к кожаной одежде и склонности к садомазохизму,
и Трумену сразу же захотелось увидеть меня в костюме копа. «Хочу наручники
посмотреть, – раз за разом повторял он, имитируя детский, тонкий и
поскуливающий голосок. – Покажи мне наручники!».
Я переоделся полицейским и
предстал перед ними.
– Ты уже слюнки пускаешь, Тру, –
сказал Теннесси. – Может, если отсосешь сегодня у копа, у тебя и депрессия
пройдет.
И с этими словами он подтолкнул
Трумена ко мне.
Трумен упал на колени, расстегнул
молнию на моих брюках и проделал сказанное. А потом просто повалился на пол и
отключился. Спустя недолгое время мы уже все спали на полу. Проснувшись же,
налегли на «Пепси», которой эти двое запили новую порцию таблеток. Я
последовать их примеру отказался, понимая, что надо все же и меру знать, однако
Теннесси и Трумен принимали наркотики постоянно, – каждый отгонял таким образом
депрессию.
Еще через несколько недель я,
увидев у бассейна Теннесси, присел с ним рядом. Он выглядел подавленным, и я
спросил, что у него стряслось.
– Пишу пьесу, а она ну никак не
идет. Ненавижу ее. Уверен, критики живого места на мне не оставят. Я все
переписываю ее, переписываю. Выпить не хочешь? – и он протянул мне термос,
наполненный смешанным с бренди кофе.
– А как Тру? – спросил я. – В тот
раз он еле-еле выбрался из моей квартиры.
