– И полотенца в комнате нет, – объявил
он.
– Ой-вей, теперь ему еще и полотенца
подавай, – отозвалась мама. – Хотите полотенце – платите. Хотите мыла, платите
доллар. Вы думаете, мы всё это задаром раздаем? Я что, по-вашему, сильно похожа
на миссис Рокфеллер?
– Да к какому же это жулью я
попал? – поинтересовался, покачивая головой, мужчина. – Я желаю получить мои
деньги назад!
Мне хотелось сказать ему, что
денег его уже нет, что в ту самую минуту, в какую он отдал наличные моей
матери, они ускользнули в некую прореху пространственно-временного континуума,
в черную дыру, попасть в которую можно было только через мамин лифчик. Когда
они вернутся оттуда, угадать никто бы не взялся, впрочем, я старался об этом не
задумываться. Сколько бы клиентов мы ни получали в любой, взятый наугад месяц
– даже в хороший, хоть такие нам выпадали до обидного редко – денег на оплату
закладной и счетов за электричество нам неизменно не хватало. Загадочное
исчезновение денег было частью того, что я называл «проклятием Тейхбергов», суровой
карой, наложенной на нашу семью, чтобы довести ее до финансового краха. Оно было
одной из причин, по которой я переименовал себя из Элияху Тейхберга в Эллиота
Тайбера. Это была трогательная и решительно никаких плодов не принесшая попытка
увильнуть от семейной кармы. Добро пожаловать в мотельный ад, – хотелось мне
сказать и этому мужчине, и любому, кто мог меня услышать. Однако я избавил его от
самых жутких подробностей и просто объяснил, как все устроено в нашем жалком
мотеле.
– Вон на той табличке написано:
«Возврату не подлежат», – ровным тоном произнес я. – Вы платите деньги и
получаете комнату, какая она есть. Так у нас принято.
Он ударил ладонью по стойке и
вылетел из конторы.
– Ну вот, мам, еще один неудовлетворенный
клиент, – сказал я, не глядя на нее. – Тебе никогда не казалось странным, что
ни один из них к нам не возвращается? Вон он побежал – сегодняшний ответ на
этот вопрос.
– Тебе нужна девушка! – возопила
мама. – Когда я получу от тебя внуков?!
И она, рубя ладонью воздух,
последовала за мной до двери конторы.
– Эллиот! Куда ты собрался?
– В магазин. У нас молоко
закончилось, – ответил я.
Я уселся в мой черный «бьюик» с
откидным верхом и выехал на шоссе 17Б. И только когда мотель стал в зеркальце
заднего обзора совсем маленьким, я снова начал дышать нормально.
Стояло начало июня 1969 года, и
погода была едва ли не единственной хорошей вещью, какую удалось бы найти в Уайт-Лейке,
крошечной части городка Бетел, стоявшего ровно в девяносто милях к северу от
Нью-Йорка. Когда мы в 1955-м приехали в Уайт-Лейк, в Бетеле имелась
добровольная пожарная команда, один недружелюбный водопроводчик, двадцать баров
и население примерно в 2500 человек, многие из которых, как впоследствии выяснилось,
были откровенными расистами. За прошедшие с того времени четырнадцать лет больших
перемен здесь не произошло.
