Мама, преодолев русские сугробы,
попала в Нью-Йорк в 1912-м. Родители отца перебрались сюда из Австрии десятью
годами раньше. Они поселились в районе Боро-Парк, где мой дед открыл кровельное
дело. Отец еще со времен его зальцбургского детства работал у деда
подмастерьем. И когда для папы пришло время выбирать на новом месте жительства
профессию, будущая его карьера уже оказалась скрепленной смолой. Впрочем, не
каждый сделанный им выбор отражал желания его родителей. Когда он начал
встречаться с моей будущей матерью, бабушка, отродясь особой утонченностью не
отличавшаяся, дала отцу глубокий совет. В вольном переводе с идиша он звучал так:
«Брось ты эту безграмотную русскую шлюху». Однако отец, всегда с трудом
отличавший хороший совет от плохого, на ней женился.
Как и многие иммигранты, мои
родители не доверяли банкам. Деньги они хранили в матрасах. Когда разразилась
депрессия, родители спали на нескольких тысячах долларов, сумме, которой
хватило на приобретение трехэтажного, имевшего три спальни и одну ванную
комнату дома на Семьдесят третьей улице. Кроме него, они купили четырехэтажный
дом без лифта, стоявший на углу Семнадцатой улицы и Двадцатой авеню. В первом
этаже этого дома они открыли магазин хозяйственных и домашних товаров, в коем
впервые и подняла свою молодую гаргантюанскую голову мамина жадность.
Ценников в магазине родителей не
было. Эта гибкая стратегия позволяла моей матери самой назначать цену, исходя
из того, что, по ее мнению, зашедший в магазин человек способен заплатить.
Иногда покупатель окликал ее через весь магазин, интересуясь ценой нужной ему
вещи. Мама подбегала к нему, включала свои телепатические способности,
позволявшие ей определять финансовое положение человека, а затем называла цену.
«Для вас, дорогуша, девятнадцать долларов девяносто девять центов и ни одним
пенни больше! Что-то я сегодня расщедрилась». Мамин магазин был самым что ни
на есть Колесом Фортуны.
В шесть часов каждого вечера, за
исключением субботы, в которую магазин оставался закрытым, мама ехала на
велосипеде домой, на Семьдесят третью улицу. Ах, какое зрелище это было! Маленькая,
толстенькая, бешено крутившая педали велосипеда с погнутой рамой и
перекачанными шинами. И почти видно было, как в голове ее скачут цифры – это
она подсчитывала дневную выручку.
Оказавшись дома, мама приступала
к приготовлению обеда. Вскоре воздух наполнялся дымом и едкими парами, а в
центре их волнующегося облака различались смутные очертания цилиндрического
тела мамы. Ее кулинарной специальностью был топленый жир, сдобренный чесноком.
В жире плавали немногочисленные кусочки мяса и овощей, однако главным нашим
блюдом неизменно оставалась комковатая масса, которую мама с гордостью, едва
скрывавшей гневное предостережение потенциальным критиканам, вываливала на наши
тарелки.
