Тот ухмыльнулся, вспомнив, что Хачиун и Чингис спорили об этом много раз.
— Да, но через сотню лет нас и так уже не будет в живых. От всех, кого ты сейчас видишь — мужчин, женщин и детей, — останутся только кости.
Барчук недоуменно нахмурился, и Хасар пожалел, что не обладает красноречием Хачиуна.
— Смысл жизни в завоеваниях, разве нет? В том, чтобы захватывать женщин и земли. Лучше быть частью того, что здесь происходит, чем влачить тихое и незаметное существование.
Барчук кивнул:
— Да ты, Хасар, философ.
— Ты единственный, кто так считает, — рассмеялся Хасар. — Нет, я всего лишь брат великого хана, и настало наше время.
Солнце уже садилось за войлочными стенами большой юрты, а Барчук говорил и говорил. Чингис был очарован его познаниями. Когда хан рассказывал о незнакомых вещах, он просил возвращаться к сказанному до тех пор, пока не понимал, о чем идет речь. Больше всего Чингиса интересовала империя Цзинь — при упоминании о ней он наклонялся вперед, словно хищная птица; глаза его горели. Уйгуры пришли из далеких юго-западных земель, граничащих с пустыней Гоби и Западным Ся. Чингис с восторгом выслушивал все подробности о торговых караванах цзиньцев, их одежде, обычаях, а главное — о доспехах и оружии. Может, у торговцев в охране и не лучшие воины, но даже обрывочные сведения, подобно ключевой воде, орошали пустынную почву воображения Чингиса.
— Перемирие принесло вам покой и достаток, — заметил Чингис, когда Барчук умолк, чтобы освежить горло глотком чая. — Возможно, тебе следовало бы объединиться против меня с правителем Си Ся. Ты думал об этом?
— Конечно, — ответил Барчук с подкупающей искренностью. — Впрочем, ты ошибаешься, если полагаешь, будто мы с ними в дружеских отношениях. Население Си Ся торгует с нами только потому, что в их стране существует спрос на шкуры снежных барсов, добытые высоко в горах, твердую древесину и даже на семена редких растений, которые используют для врачевания. Взамен нам продают железную руду, ковры, чай, а иногда переписанные по многу раз свитки.
Он замолчал и криво улыбнулся.
— Они приводят в уйгурские города своих детей и воинов, но даже рабы смотрят на нас с презрением. — От неприятных воспоминаний лицо хана вспыхнуло, и он вытер лоб, прежде чем продолжить. — Я выучил их язык и знаю, что не стоит обращаться к ним за поддержкой. Если бы ты их увидел, повелитель, то понял бы почему. Для них существуют только подданные Западного Ся. Даже цзиньцы не считают тангутов соплеменниками, несмотря на то что многие обычаи схожи. Хотя тангуты платят дань цзиньскому императору и находятся под его защитой, они предпочитают держаться от могучего соседа особняком. Их гордыня не знает границ, повелитель.
