Уходя, Сергей обернулся: ему показалось, что на него смотрят — на полу валялась голубоглазая голова городской куклы. И на улице Сергея встретили три пары голубых глаз, ярких, как небо над деревней — Чуппуев с внучками дожидался его во дворе.
— Вот здесь ёрнуло, и напополам, — объяснил Олёй, кивнув на расколотый сухой ствол.
Сергей поблагодарил его и, сам не зная почему, направился к лесу.
— Вы по похте шагайте, — крикнул ему вслед старик, — где повыше и где мох растет! А иначе, только ногу поставишь — и сразу погряжаешься…
На поваленной осине росли серые грибы-рядовки — четыре шляпки дружно тянулись из бархатного мха. Сергей присел на сырой ствол, достал из кармана грошунинский кольт. Погладив выгравированную на металле дарственную надпись, он поднес пистолет к голове и болезненно скривил губы, будто собираясь заплакать, но тут рядом забормотали, а за его спиной раздался шум крыльев.
Он обернулся, увидел огромного ворона, низко взлетевшего над кочками. Ворон не каркал, именно бормотал. Не набирая высоты, он неспешно сделал несколько кругов над топью и совсем исчез из вида.
Сергей провожал птицу взглядом, когда в его сознании вдруг отпечатался мгновенный образ женского лица, огромного и скорбного. Это елки образовали треугольный просвет своими вершинами, и в него попали два листочка с ближней березе. Но Сергея пробрал озноб — он то знал, что это были глаза. Он дважды стрельнул в это жуткое лицо, выбросил пистолет и побежал, не разбирая дороги. Болото завздыхало, зачвакало под ногами, хотя проглатывать его не спешило.
Сергей остановился, лишь когда выбился из сил. Перед глазами все еще мелькали черные коряги, заросли папоротника, но он уже разглядел деревенский погост с низенькими воротами. Кладбище было расположено на склоне горы, среди старых елей, и состояло из едва заметных холмов с крестами.
На этих северных крестах, защищенных домиками-кровлями, были вырезаны только даты смерти и инициалы умерших. И лишь на одном Сергей обнаружил целую фразу:
«Трава сохнет, цветы вянут, жизнь человеческая — мгновенье.
Грошунина А. И. 1924-5.VII.1952».
Он сел в траву рядом с крестом. Значит, все случившееся с ним было предрешено задолго до того, как он покинул Москву, а эта заросшая могила и была главным смыслом поездки?
Ты ау-ау, Катюша, наша милая подружка.
Не в лесу ли заблудилась, не в траве ли заплелась?
Кабы в лесу заблудилась, всё бы в лесу приклонилось.
Кабы в травушке сплелась — трава шелком повилась.
