Поль догадывался, что вызывает у соседей недоумение и неодобрение, но был так занят собой, что ему было не до кого. Чем больше он думал о путешествии в прошлое, тем соблазнительнее оно ему представлялось. За год разлуки с Лолой он очень изменился, и ему хотелось понять в чем именно.
В субботу ранним утром Поль не без волнения сел в машину. После тихого сонного Валье Париж ошеломил его шумом, обилием машин и людей на улицах, и он почувствовал себя безнадежным провинциалом. Даже машину вел поначалу с немалым трудом. Но очень скоро Поль освоился и почувствовал себя в кипучей столичной жизни как рыба в воде. Добрался до своей улицы и радостно вздохнул: оказалось, соскучился. Взял у консьержки ключ и стал подниматься на последний этаж, с удовольствием отмечая, что цвет стен остался бежевым, а лестница все так же поскрипывает.
Мастерская встретила его родным запахом красок и растворителя, но на вид стала совсем другой: теперь в ней царил беспорядок Мишеля Пелетье. Поль распахнул сначала окно, взглянул на парижские крыши, а потом заторопился в кладовку — там в образцовом порядке покоилось на полках его прошлое: папки с рисунками, картины. Он стал извлекать холст за холстом на свет, расставлять вдоль стен, и скоро отовсюду смотрела на него пустой чернотой глаз загадочная недоступная Лола.
Поль придирчиво приглядывался к портретам и не мог не усмехнуться. Черт подери! Чего-то я, конечно, достиг! Выразительный энергичный мазок, нервность ломаных линий, чистый холодный цвет. Стиль, безусловно, есть, но почему-то с души воротит. Скучная живопись. Бездушная. Интересно, почему я раньше этого не замечал?
Вдруг взгляд его упал на незатейливый набросок: Лола сидит на табуретке в своей любимой позе: поджав ноги, уронив между колен руки, вобрав голову в плечи — усталый нахохленный воробушек. А вот другой: по-детски обиженное личико с горестной складкой у губ...
Вглядываясь в наброски, Поль вдруг увидел Лолу такой, какой, наверное, она и была: простенькой, бесхитростной, деловитой. Вытирая пыль, она бесшумно сновала с тряпкой по мастерской, деловито стучала каблучками, уходя за покупками. Словно наяву, Поль услышал ее хрипловатый низкий голос, голос уроженки юга, и впервые сообразил, почему Лола упрашивала его поехать к морю — ей хотелось тепла, солнца. А зимой она, наверное, просто-напросто мерзла в их просторной и не слишком-то теплой мастерской.
Он видел в ней Кармен, а она была маленькой птичкой, которая всеми силами пыталась свить себе теплое гнездышко. И безуспешно. Поль не умещался в ее гнезде, он вообще был другой породы, очевидно из тех, что не гнездятся. И Лола ушла с тяжелым грузом обид и болезненных воспоминаний. Поль от души пожелал, чтобы и для Лолы прошлое стало мирной гаванью, где никогда не штормит, где утихают все бури.
