Пепел перегоревшей любви таил в себе остатки тепла, и Поль, готовясь развеять его по ветру, невольно грелся.
С нежностью посмотрел он и на свои полотна. Как он был самонадеян, отважен, дерзок! Как верил во всемогущество мастерства! И оно у него, несомненно, было, это мастерство, а вот всемогущество — увы! Он надеялся на себя, и о нем самом кричит каждое из полотен, на котором изображена Лола. О том, какой он энергичный, дерзкий, мастеровитый. А живая Лола смотрит только со случайных набросков, где он ловил характерный жест, позу, движение. И выглядит она очень грустной и озабоченной. Почему-то Полю сегодня казались самыми интересными именно эти наброски, и он вглядывался и вглядывался в них, благодаря грустную Лолу за свои и прося прощения за ее страдания. Долгий мучительный год изменил его, обострил зоркость глаз и сердца. Теперь он видел, каким бесчувственным был тогда...
И ему опять мучительно захотелось работать. Работу он ощущал как счастье. Груз прошлого растаял, больше не угнетал его, не пригибал к земле. Поль торопливо отнес холсты обратно в кладовку и принялся собирать кисти, подрамники, соображая, чего не хватает и что нужно купить. Тянуло побыстрее вернуться в Валье, чтобы завтра... Да, сегодня уже не получится. Но завтра, завтра...
Тишину разорвал громкий телефонный звонок. Да-а, ведь мы еще собирались увидеться с феей, чуть не запамятовал. Хорошо, что она напомнила о себе. Он поднял трубку.
— Поль? — осведомился незнакомый женский голос.
— Да, — недоуменно откликнулся он, не в силах понять, с кем разговаривает.
— Мишель мне сказал, что вы приедете в субботу. Это Анни, подруга Лолы.
Поль тут же вспомнил узколицую голубоглазую шатенку — сработала профессиональная память. С Анни за все время их знакомства он обменялся двумя десятками фраз, не больше, и поэтому Поль по-прежнему недоумевал:
— Рад вас слышать. Чем могу служить?
— Мишель мне сказал... В общем... — Анни мялась, явно не зная, с чего начать. — Вы знаете, Лола сейчас у меня. Она тяжело болела, но сейчас уже поправилась. Осталась только страшная слабость. — Анни говорила теперь очень быстро, набравшись решимости высказаться до конца. — Мишель мне сказал, что из-за разлуки с Лолой вы бросили Париж, уехали в провинцию, сказал, что вы очень переживаете. Простите, что вмешиваюсь, но я подумала, что если вы с Лолой повидаетесь, то и вам, и ей будет легче. Она сейчас не в лучшем состоянии, но из гордости, конечно, не сделает первого шага. А вот если бы вы... Вы помогли бы и ей, и себе...
