— Чего же не справиться? — улыбнулся дядя Ваня. — Азат — опытный воин. И к немцам привычный.
— Оружие ему выдать, — распорядилась командир.
— У меня уже есть карабин, — доложил Азат.
— Пусть для него это будет первым боевым заданием, — сказала Оксана. — А теперь веди его.
После тёмного блиндажа очень уж ярким показалось весеннее небо.
Тот и другой — пленный и конвоир, — точно сговорившись, прищурили глаза.
Немец, однако, не особенно радовался весне и солнечным лучам. Он вышагивал, понурив голову, точно стыдясь встречных людей. Особенно обидным было то, что его, офицера фашистской армии, конвоировал мальчишка.
Одно утешение — никто из своих не видит его в столь унизительном положении.
Мальчишка не знал, что творится в душе пленника, не освоился он и с новой для него ролью конвоира, не представлял и того, какую тяжёлую обузу возложили партизаны на его слабые мальчишеские плечи.
В этот миг его грудь распирала большая шальная радость. Ведь не кто иной, а сама Оксана, командир отряда сказала: «Пусть для тебя это будет первым боевым заданием».
Он шел, горло вскинув голову. Если говорить честно, то Азату здорово хотелось, чтобы побольше людей видели его.
Пусть глядят! Пусть завидуют!
Разве он мог предположить, что ему суждено на всю жизнь запомнить это утро, каждый шаг небольшого пути, который отделяет его сегодня от землянки командира до лазарета?
— Эй, новенький! — окликнул его кто-то. — Не спускай глаз с этого гада.
Азат не оглянулся. Он знал свои обязанности и не нуждался в подсказке.
За долгую зиму партизаны стосковались по теплу. Каждому хотелось собственными глазами посмотреть, как, не спеша с сосулек, падают капли, как набухли почки, и услышать журчание ручейков.
И вот высыпавшие под тёплые лучи солнца люди увидели фашиста, бредущего под дулом карабина. Партизанам показалось знаменательным, что вражеского офицера конвоирует мальчишка. «Время фашиста уходит, приходит наша весна».
Азат зорко наблюдал за Рыжи, однако успевал бросить взгляд и на партизан. Одни из них молча провожали фашиста, другие, сердито сплюнув, отворачивались.
Азата очень удивил Сидоренко. Этот бывалый партизан, казалось, не хотел сойти с тропинки. Он смотрел на фашиста с ненавистью. Старого партизана можно было понять: каратели поизмывались над его семьёй.
Сидоренко не уступил дорогу. Ссутулившийся фашистский майор волей-неволей должен был обойти сурового партизана.
А минутой позже произошёл совсем уже опасный и непредвиденный инцидент. Неизвестно откуда на тропку выскочил Титов, весельчак и шутник. Юный конвоир не сразу признал разведчика: глаза у того от ярости стали узкими щёлочками, лицо побледнело, словно в этот миг вся кровь его отхлынула к сердцу…
