Изображал художник не один
Красавицу, прославившую Чин.
Как передам я эту красоту?
Ее лицо — страна Хотан в цвету.
Лицо светилось, говорят, у ней
Под сенью темной мускусных кудрей.
Она такие сети чар плела,
Что даже сердце хана в плен взяла.
Чин потрясен был этой красотой,
Шатался вечной истины устой.
Ее изображенья обошли
Весь мир, околдовав людей земли.
Все люди — ближней, дальней ли страны
О ней лишь были мыслями полны.
Однажды эта дева на майдан
Собралась ехать — поиграть в човган.
Хан в этот день не мог поехать с ней,
Но дал в охрану избранных людей.
Дабы ее не оскорбил ни взгляд,
Ни слово, сказанное невпопад.
Он этой страже приказал хватать
Всех, кто хоть слово смел о ней сказать.
А стража, чем усердней, тем лютей;
Хватали в день по нескольку людей.
Они погибли в муках и крови…
Но был один — неколебим в любви.
Он жаждал встречи с ней, изнемогал;
Пил не вино, а кровь свою глотал.
Отчаяния хмель его увлек —
И чудом он проник в ее чертог.
В ее опочивальню он попал,
Но, сердцем слаб, в беспамятстве упал.
Тут стража зоркая его нашла,
Скрутила руки, к хану привела.
Всех, кто посмел хоть сердцем полюбить
Красавицу, — хан повелел убить.
Сказал: «На стройке крепости моей
Кладите их меж глыбами камней.
Пусть головы их из стены торчат
И дерзких, непокорных устрашат.
Да видит их мученья весь народ
И помнит пусть — кто дерзок, тот умрет».
И стали слуги хана в тот же час
Осуществлять чудовищный приказ…
Закат померк. И ветерок ночной
Рассеял черный мускус над землей.
Хан собирался в степь, но вздумал вдруг
Взглянуть, как новых стен возводят круг.
В его крови — огонь вина любви,
С ним свита — звери, чьи мечи в крови.
