– Все пятнадцать, мэм.
– Ну хорошо, похоже, ты и вправду на ферме работал. А
то я думала, что ты меня опять за нос водишь. Так как же тебя зовут-то,
по-настоящему?
– Джордж Питерс, мэм.
– Ладно, Джордж, только ты уж постарайся это запомнить. А то
назовешься, прощаясь со мной, Александром, а когда я поймаю тебя на вранье,
заявишь, что тебя Джорджем Александром зовут. И старайся не показываться
женщинами на глаза в этом твоем старом платьице. Девочка из тебя никудышная, хотя
мужчину тебе одурачить, может быть, и удастся. Благослови тебя Бог, дитя, и
если снова будешь нитку в иголку вдевать, то не держи кончик нитки неподвижно,
и не пытайся надеть на нее игольное ушко, – женщины обычно держат неподвижно
иголку, а нитку в ушко вставляют, а мужчины делают наоборот. И когда бросаешь
что-нибудь в крысу или еще в кого, привставай на цыпочки, а руку над головой
заноси да промахнись футов на шесть-семь. Рука должна быть прямой от плеча, как
будто в нем шарнир какой сидит, это только у мальчиков в броске и запястье, и
локоть участвуют и руку они при этом за спину заводят. Да, и еще запомни, если
девочке бросают что-нибудь на колени, она ловит это, раздвигая их, а не хлопая,
как ты, одним о другое. То, что ты мальчик, я поняла еще когда ты нитку в
иголку вдевал, все остальное было проверкой – для верности. А теперь топай к
своему дядюшке, Сара-Мэри-Уильямс-Джордж-Александр-Питерс, и если попадешь в
какую беду, пошли весточку миссис Юдит Лофтус, это я, и я постараюсь тебя
вызволить. Держись все время берега реки, да когда отправишься бродяжничать
снова, не забудь чулки с башмаками прихватить. Дорога вдоль реки идет
каменистая, боюсь, собьешь ты ноги, пока доберешься до Гошена.
Я прошел вверх по реке ярдов пятьдесят, а потом вернулся
назад – челнок мой сильно ниже дома стоял. Запрыгнул я в него и давай грести
что было мочи. Поднялся вдоль берега вверх по реке, чтобы меня потом на верхний
край острова вынесло, а там и пошел поперек течения. Шляпку я выбросил, она мне
по сторонам смотреть мешала, точно шоры. Почти добравшись до середины реки, я
услышал, как в городе начали бить часы. Я остановился, прислушался, звук был негромкий,
но на воде различался ясно – одиннадцать. Высадившись на верхнем краю острова,
я, хоть и здорово вымотался к тому времени, но передышки себе не дал, а побежал
в чащу, на прежнюю мою стоянку, выбрал там место повыше да посуше и развел на
нем большой костер.
