Грот афалины | страница 53



Китаянка поставила подсвечник на стол и молча вышла.

— Си-си, — поблагодарил китаец. — Мама, свари нам кофе! — бросил он вдогонку. — А ты разувайся, проходи дальше. И садись, хочешь на подушку, хочешь на диванчик.

Сам он дохромал до красного, с затейливой спинкой диванчика, упал на него.

Снимая у порога туфли и морщась (успел набить и растереть мозоли), Пуол исподлобья разглядывал хозяина и всю роскошную, с картинами на стенах, комнату. Хозяин, уже немолодой, лет под сорок, сидел, смежив веки, лицо мокрое, на лбу капли пота. Терпел, наверное, страшную боль, а за всю дорогу ни разу не застонал.

— Разуй и меня, — выставил китаец здоровую ногу.

Пуол ступил на мягкий ковер, чувствуя подошвами ласковое щекотанье ворса. Стал на колени возле диванчика, у ног китайца. Он готов был ползать на коленях (пока что!), готов служить ради того будущего, которое ждет его. Вынес хозяйские туфли за дверь, левая была клейкой от крови.

— А теперь подай поближе аппарат… в углу… вон… — показал хозяин за диванчик.

Пуол бросился туда, а как взять — не знал. Упала, загремела телефонная трубка.

— Сейчас… Он развалился… И он привязан, я сейчас отвяжу, — задергал Пуол провод.

— Ха-ха… — не выдержал китаец. — Не надо отрывать, отвязывать. Давай так, как есть.

Пуол поставил телефон ему на колени.

Китаец снял трубку, потыкал пальцем в кнопки с цифрами. Подождав, сказал в трубку:

— Остаемся при своих интересах… Даже пукалками начали забавляться… Подробнее позже — и не по телефону. — Послушал ответ в трубке и сказал: — Я так же думаю. Более того, я в свое время предупреждал об этом. — И положил трубку, передал аппарат Пуолу, чтоб тот поставил его на ту же кожаную тумбу, похожую на отрезок толстого дерева.

Пуол ставил телефон подчеркнуто осторожно.

— Дай мне две подушечки под спину.

Пуол быстренько взял две подушечки от стола, воздух от его движения всколыхнулся, свечи едва не потухли.

— А теперь садись сам и рассказывай, — властно показал китаец на место у своих ног.

— Что? — Пуол подмостил под себя подушку, внутренне дрожа от восхищения: где это было видно или слышно, чтобы хоть один биргусовец сидел на таком!

— Все! Кто ты, откуда ты… Почему оказался в том месте… Как зовут… Есть ли семья… Где живешь…

Многое интересовало китайца! Но Пуол рассказал все откровенно, сам удивляясь своей искренности: обычно он любил прихвастнуть. Старался быть деловым, говорить без лишних подробностей.

Китаянка принесла кофе. На подносе стояли высокий кофейник, две чашечки на блюдцах, сверкающая на свету сахарница с сахаром, четыре сухарика на бумажной салфетке. Пуол только диву давался, что за мать у китайца: сын сидит с завернутой чем попало окровавленной ногой, а она не поинтересуется, не спросит, что случилось. И не ахает, как ахали бы все матери в таких случаях.