— Постой, горе мое! — Надежда Петровна села перед ним на корточки, крепко ухватила сапог, грязная подметка уперлась в натянувшийся между колен подол шелковой юбки. — Держись за лавку.
— Я сам!
— Молчал бы уж, непутевый!.. — Она коротко, сильно и ловко рванула сапог и легко стянула его с ноги. Затем сняла второй сапог, размотала заскорузлые портянки и швырнула их к печке.
— Потом постираю.
— У меня другие есть.
— И хорошо.
— Юбку испачкали.
— Не беда.
Она достала с печи цинковую шайку, опорожнила туда полведра, унесла шайку в горницу, а когда вернулась, от воды шел теплый пар.
— Помойте ноги. — Она протянула ему обмылок, мочалку.
С трудом задрав узкие трубы военных брюк, Трубников стал намыливать ноги. Обмылок то и дело выскальзывал из неумелой левой руки. Трубников нашаривал его на дне шайки и снова принимался втирать скользкий, немылкий кругляш в кожу, и снова упускал.
Вошла Надежда Петровна, в старом платьице, волосы повязаны косынкой.
— Давай-ка сюда! — забрала у него мочалку, поймала скользнувший из пальцев обмылок и заработала так, что вода в шайке враз вспенилась.
Она насухо вытерла ему ноги суровым полотенцем, слила мыльную воду в поганое ведро.
— Ступайте, — сказала Надежда Петровна. — Я скоро.
— Я тут лягу, на лавках…
— Нельзя гостю на лавках. — Она откинула локтем выпавшую из-под косынки на лоб прядь.
В странном смятении Трубников потупился. А Надежда Петровна вдруг приблизила к нему лицо с ярко вспыхнувшими скулами и сказала тихим, проникновенным голосом:
— Вы меня не стесняйтесь… жалкий мой…
* * *
По деревне идет «улица» — одни девки и молодые бабы. Тут и молоденькая Лиза, и дородная Мотя Постникова, и даже сорокалетняя Полина, и многие другие. Полина играет на гармони, с некоторой неловкостью разводя широкие мехи. За женским поголовьем следуют, как положено, «кавалеры» — мальчишки от десяти до пятнадцати лет. Среди них шестнадцатилетний Алешка Трубников выглядит принцем. Девушки поют частушки, от одиночества не без злости и горечи.
Все дальше пиликает гармонь, все тише голоса.
Закинутая вверх печальная коровья морда. Долгое тоскливое «му-у!» уносится к бледно-голубому утреннему небу. Это одна из наших знакомок то ли Белянка, то ли Ягодка, то ли Ветка. Не много тела нагуляла себе на раннем весеннем выпасе бедная коровенка, но уже ей приходится отдавать этот скудный нагул в непосильной работе.
А выше, расчерчивая небесное пространство белыми полосами, оглушая ревом землю, проносятся одно за другим звенья самолетов.
