29 мая гарибальдийцы заняли здание собора; архиепископский дворец, в котором оставались неаполитанцы, оказался под уничтожающим обстрелом с соборной колокольни.
Вскоре и королевский дворец, окруженный высокими зданиями, перешедшими теперь в руки инсургентов, оказался под серьезнейшей угрозой. Неаполитанцы перешли в контрнаступление и стали вытеснять инсургентов из захваченных ими зданий. Узнав об этом, Гарибальди сказал: «Я должен быть там сам!» Он захватил полсотни человек, большей частью сицилийцев, явился на место сражения, атаковал неаполитанцев и загнал их всех в собор.
Ночью с 29 на 30 мая прибывшие из Неаполя два свежих батальона из «баварских» войск под начальством полковника Бонопане высадились с моря и беспрепятственно прошли в главную квартиру Ланцы. Это не изменило решения Ланцы вступить в переговоры с Гарибальди с целью добиться перемирия, чтобы отправить 800 своих раненых на корабли и выручить осажденные, отрезанные гарнизоны. Ланца написал «его превосходительству генералу» Гарибальди весьма корректное письмо. Перед самой отправкой этого письма Ланце донесли, что от Адмиральского моста к воротам Термини маршируют 4 батальона фон Мехеля (немцы Мехеля считались гораздо более опасными, чем немцы Бонопане). Ланца все же свое письмо отправил и, кроме того, приказал Мехелю соблюдать перемирие, которое должно быть с минуты на минуту заключено.
Оно было, действительно, уже заключено, когда Мехель поднял пальбу сначала у ворот Термини, а затем в стороне Старого рынка, подвигаясь в центр той же дорогой, которой шел Гарибальди. Это неожиданное, вероломное нападение произвело панику в городе. Сиртори, бывший священник, худощавый исполин на огромном коне, с необычайной быстротой собрал вооруженных людей и задержал немцев до появления уполномоченных по перемирию (Сиртори был при этом ранен в третий раз со времени вступления в Палермо). Сражение прекратилось. Мехель отказался, очевидно, уйти на прежнее место за город. Немедленно со всех сторон вокруг мехелевских батальонов стали возводиться баррикады. Население всего города мобилизовалось на работы по возведению баррикад и на приготовление оружия и особенно патронов. Ночью (перемирие кончалось на следующий день в 9 часов утра) в порт вошел греческий корабль с порохом, который был куплен и благополучно выгружен гарибальдийцами. Греки добавили к пороху старую пушку.
Всю ночь город был иллюминован и оживлен. Неаполитанские солдаты едва лишь показывались на улицах, как их тотчас же подхватывали, вели выпить стакан вина, беседовали с ними, и процесс «разложения» пошел с необычайной быстротой: солдаты с оружием переходили к Гарибальди. Они в подавляющем большинстве заявляли, что с самого начала ни за что не желали бороться против Гарибальди. На военном совете у Ланцы вечером было решено начать общее наступление в 9 часов утра, но пришли такие тревожные сообщения о воздвигнутых укреплениях, о вооружении инсургентов, самое главное о настроении своих войск, что Ланца утром предложил Гарибальди продлить перемирие на три дня. По условиям перемирия одна из изолированных позиций неаполитанцев была очищена ими.
