— Видимо, ты, дядь Дусь, патологический тип, — определил координатор, — но я не буду выдавать тебя перевоспитателям. Пусть они сами решают свои проблемы. Так что, как видишь, кое в чем наши принципы вполне согласуются. Но подумай вот о чем: неужели ты хочешь стать общечеловеческим объектом презрения? Ведь другого человечества в данный момент на Земле нет. Неужели ты не понимаешь, что из-за одного тебя мы не можем менять всеобщую мораль?
Этим принципиальный Касьян добил старика. Про тетрадку больше никто не узнал, потому что тетрадку они тут же и уничтожили. Касьян поджигал исписанные листики по одному, а Одиссей тихонько плакал рядом.
От переживаний он даже заболел, стал отказываться от пищи, худеть на глазах. Думали уже — ну, все, помрет возвращенец. А ведь какой орел был в день прилета!
И когда стали размышлять, как его, бедного, хоронить, если что, тогда и вспомнили про так называемый «комплекс для хранения замороженных фигур», который уже не одно столетие не интересовал никого. Проверили — точно, есть в этом заведении очень похожий на Одиссея живомороженный тип. И поручили деликатное дело сменному координатору Николаю как человеку, первым встретившему возвращенца, как пользующемуся с его стороны особым доверием.
Одиссей лежал утром, по обыкновению глядя в потолок, когда вошел в лечебную комнату Коля и заговорил нарочито бодрым голосом:
— В общем, так, старик. Ты напрасно надеешься помереть, имея о нашем времени только неприятные впечатления. Нам не хочется, чтобы там, в лучшем из иномиров, ты плохо о нас отзывался. Поэтому я хотел бы показать тебе кое-что. Полетим на гравиплане, для летательного ранца ты не очень здоров, тем более, для искривления пространства. Впрочем, в пределах планеты искривлять пространство так и так запрещено.
— Да не хочу я никуда лететь и не хочу никого видеть — заныл Одиссей, не открывая даже глаз, — дайте мне спокойно помереть, изверги!
— Не беспокойся, дядь Дусь, тебе не придется вставать с постели и вообще напрягаться, твоя кровать — это и есть гравилет, а я воспользуюсь ранцем! Итак, вперед!
И не успел Одиссей ничего ответить, ничего даже сообразить не успел, как его кровать воспарила над полом, развернулась и вылетела в окно. Следом выпорхнул Николай. Засвистел в ушах ветер, потянуло одеяло прочь, Одиссей едва удержал его ослабевшими пальцами. Учрежденческий параллелепипед стал быстро-быстро уменьшаться, пока совсем не растворился в легкой дымке.
