Ничто не ново — только мы | страница 40
— Повтори, если не трудно, а то я с первого раза не запомнила, — виновато попросила та.
— Дак… Юдифь и Машутка…
— Ну, что ж, по-моему, ничего…
Пенелопа еще хотела добавить, что, может быть, пора уже сыну неба выкинуть из головы всякие воспоминания о первой жизни, похожие, если не на бредни, то на чистейшую выдумку. Но не посмела. Не то, чтобы совсем не посмела, а лишь временно. Отложила неизбежный, по ее мнению, разговор до более подходящих времен. Это хоть на Земле, хоть на Понтее, — везде жены не любят, когда их мужья излишне фантазируют или помнят то, чего ради семейного покоя помнить не нужно.
Стало в шалаше веселей, но тесней. Впрочем, теперь у Одиссея не было времени без дела валяться дома. Надо было успевать, поворачиваться. Работы хватало. Ее хватало всем. И Пенелопе, и подрастающим детям. Мать их стала брать на промысел, едва они научились ходить. А промысел известно какой — собирательство. Дикие плоды, корешки питательные, птичьи яйца, мелкая живность, которую удавалось словить, — все шло в дело.
Хотел Одиссей научить своих хозяюшек кой-чему по части заготовки провианта впрок, хотел, чтобы водились в доме всякие припасы, соления, варения, маринады.
— А зачем? — удивилась Пенелопа, — разве с нашим лесом что-то должно случиться, разве он может засохнуть, умереть, перестать плодоносить?
И Одиссей не нашел, что ответить. Она была права.
А потом ему приспичило сделать огород, словно мало пропитания росло в лесу, не требуя никакого ухода. Пенелопа закатывала глаза и хваталась за сердце, когда муж ковырял целину каменной мотыгой. Но он все разно расковырял небольшую грядку. Рецидивистом в смысле новаторства оказался неисправимым.
Кстати, дети спокойно и даже равнодушно наблюдали за ним, их здоровью явно ничто не угрожало. Возможно, это и подбадривало Одиссея.
Так он посадил на грядке сладкие корешки. Собирался в будущем наладить сахарное производство. Но, увы, корешки на специально подготовленной почве расти не захотели. Точнее, росли, но уж очень чахлые. Куда хуже, чем на воле. Будто понимали что.
Одиссею бы не опускать руки, попробовать заняться селекцией, другими культурами. Раз уж зуд такой. Но им в тот момент уже овладела новая идея. Захотелось построить дом. Настоящий, бревенчатый.
Однако труд опять оказался напрасным. Всего-то два венца срубил каменным топором Одиссей, причем тайком от жены, и понял, что надо выбирать: или добывать руду, жечь древесный уголь, строить домну, выплавлять чугун, варить сталь, ковать из нее настоящий топор, или плюнуть на дурацкую затею с домом.
