– Когда-то я тебе уже говорил, что у тебя странное восприятие мира. Раньше я не совсем тебя понимал, но теперь, зная тебя уже столько времени, да и после твоего вопроса о Диксе, кажется, разобрался. Скажи, ты ведь попал в Легион из-за того, что тебя едва не убила баба, так?
– И?
– Что ты понял из всего произошедшего?
– Не надо быть таким мягким.
– И разобрал свои ошибки, так?
– Ну так… как и любой другой бы человек на моем месте.
– А обдумывал все произошедшее примерно вот такими мыслями. Здесь надо было убить… как вариант – связать прочнее… тут надо было сделать так, а тут так…
– Ну и?.. – Я все еще не понимал, куда клонит Карст.
– А то, что обдумываешь ты все это без эмоций. Когда архитектор планирует большое здание, он сначала строит маленькую копию для проверки всей конструкции, и когда где-то ошибается, он с энтузиазмом исправляет свою ошибку. Радуется тому, что приобрел новое знание и в будущем уже такого не повторит. Ты и Дикс – точно такие же. Вот только архитектор строит здание, а вы – свою жизнь.
Я опять задумался. Любопытная мысль, надо бы… и поймал себя на том, что раскладываю мысль Карста по полочкам собственного психопортрета, ставлю информацию в очередь на анализ и с удовольствием пополняю свои знания новыми, такими неожиданными для меня мыслями. Изрядно расстроился, но тут же понял, что обдумываю ситуацию и собственное разочарование. Нужно ли мне расстраиваться в подобной ситуации? Насколько сильно нужно изобразить это самое расстройство? Хватит чуть-чуть – или надо постараться и добавить еще испуга? Может, тогда Карст выдаст еще какой-нибудь новой информации или добавит интересных мыслей? Мозг тут же переключился на анализ новых мыслей, а затем новых, и еще новых, и опять новых. Анализ начал происходить с такой интенсивностью, что я невольно «нырнул» в абсолютный анализ. Нырнуть-то нырнул, но вот подготовку собственного сознания для подобной нагрузки я не произвел, поэтому последнее, что запомнил, – это пол палатки, довольно резво скакнувший ко мне. Будто давний друг при новой встрече.
Проснулся я вновь с горящими щеками и распухшим языком. Получившие перегрузку мозги ворочались неохотно, но все-таки ворочались. По крайней мере, мое положение они вполне смогли оценить. Раз щеки горят, значит, Карст долбил по ним и, соответственно, раз я до сих пор чувствовал последствия его «медицины», времени прошло не так уж и много. Вдобавок организм вновь применил мои заготовки на экстренные случаи, поэтому чувствовал довольно сильное обезвоживание. Вот только на этот раз никого поблизости не оказалось, чтобы протянуть мне «кружку помощи». Пришлось брать себя в руки и подниматься.
