Онагра кровью землю орошал, —
Тюльпанами он землю украшал.
Но увлечен ли ловлею он был,
Или под мирной кровлею он был,
Не знал он наслажденья без меня,
Не мог прожить мгновенья без меня.
В нем таяла отвага без меня,
Не делал он и шага без меня,
При мне сгорал и тлел, как пепел, он,
И если я не пела — нé пил он.
Когда затягивала я напев,
Стонал он, от восторга ослабев.
Уединяясь и гуляя с ним,
В степи ли, в городе — всегда я с ним,
Во время ли прогулок, во дворце ль, —
Он постигал во мне всей жизни цель.
О подданных забыл он, о стране,
Все дни и ночи посвящал он мне.
Ко мне пришла нечаянно любовь.
Любовью отвечая на любовь,
Его желала с силою такой,
Что волю я теряла и покой!
Горел огонь томленья с двух сторон,
Был тем огнем небесный свод зажжен.
Послала мне счастливая судьба
Не шаха, а покорного раба.
А я, хотя рабынею была,
Обольщена гордынею была.
Я видела, что шах — мой верный раб,
И становился мой рассудок слаб.
Я — скверная, ковер мой черным был,
[9]А гордый разговор мой вздорным был.
Случилось так, что шах, надев колчан,
Охотился. Он весел был и пьян.
Я — рядом с ним, с поклонником вина,
От самопоклонения пьяна.
Сказал он: «Вот проворная газель, —
Как ты укажешь, попаду я в цель».
А я в ответ: «Мой ловчий удалой,
Передних две ноги ты сшей стрелой,
А горло перережь издалека».
Хотя была задача нелегка,
Он, как велела я, убил газель:
Таких удач не видел мир досель!
Мне поклониться бы стреле его,
Превознести бы в похвале его,
А я, прищурив горделивый взор,
Такой тогда сболтнула глупый вздор,
Что если б слугам отдал он приказ
На сто кусков рассечь меня тотчас,
То мягким был бы этот приговор!
Хотя и оскорбил его мой вздор,
Хотя была мне воздаяньем — смерть,
Вернее, слабым наказаньем — смерть,
Моим ответом гордым раздражен,
Не обнажил он гнева из ножон,
Но приказал, чтобы его рабы,
Меня связав, на произвол судьбы
Меня в пустынной бросили глуши,
Где человечьей не было души.
Когда прошли две ночи и два дня,
Ходжа, что звал дитятею меня,
Но продал, потеряв со мною связь,
Затосковал, продажи устыдясь.
Он против горя устоять не мог,
С разлукой споря, устоять не мог,
Китай покинув, он пустился в путь,
Чтоб снова на дитя свое взглянуть.
Его дорога вдоль пустыни шла,
Над нею ночь сгущалась, как смола,
Когда, в двух переходах от меня,
Приемный мой отец погнал коня,
Шарахнувшись, сошел с дороги конь,
С дороги сбился быстроногий конь.
В сопровождении немногих слуг
Ходжа в пустыне заблудился вдруг,
Но, видно, счастья ночь вела его
В ту сторону, где дочь была его.
