Найденный документ помог главному избежать выговора, а Феде — приобрести приятеля. Главный после этого случая увидел в Феде не фискала и начальника стукачей, а такого же, как он, специалиста, только из другой сферы человеческой деятельности.
Виктор Витальевич сидел за большим столом, вокруг которого полукругом выстроились кресла, обтянутые драпом синюшного цвета. Высокий колпак да белый халат, надетый поверх костюма, говорили, что это врач, а не завхоз, потому что разговор шел с бригадой строителей из трех человек о ремонте одного из корпусов больницы.
Главный кивнул Феде на кресло и продолжил переговоры, которые закончились словами:
— Вы наши требования знаете?
— А вы наши?
— Тогда договорились…
Еще раз мельком взглянув на Федю, главный открыл ящик стола, достал маленькую коробочку. Проводив до дверей строителей и сказав секретарше, чтобы к нему никого не пускали, так как у него беседа с куратором, он протянул коробочку Феде.
— Дефицит, — сказал он. — Нафтизин… сложно купить, а тебе он сейчас нужен…
— Ты же хирург, а не терапевт… — начал было Федя.
— По твоему хабитусу диагноз может поставить даже коновал… Что привело к нам органы?
— Органы располагают данными, — ответил в тон ему Федя, — что трупы погибших рабочих до сих пор не прошли вскрытия и в ближайшее время не попадут на стол к патологоанатому…
— У нас очередь, да и некоторые неблагоприятные обстоятельства…
— Обстоятельства нам известны.
— А что, КГБ считает бутылки?
— Бутылки — нет, а результаты и последствия пьянок знает.
— Да… никуда от вас не денешься, — произнес главный. — Вот Владимир Иосифович выйдет из запоя и все сделает, а ребят этих, в виде исключения, вне очереди…
— Ждать, пока у судмедэксперта кончится запой, некогда. Пригласи Максимыча, он на пенсии от безделья изнывает…
— Максимычу платить надо.
— Так заплати. Случай из ряда вон, а никому до него дела нет…
— Ладно, Степаныч, — примирительно сказал главный, — считай, что я — твой, что ты меня завербовал. Так это у вас называется?
— Газеты почитай, — ответил Федя, — там все написано.
— Да не обижайся ты, возьму под личный контроль… Но смотри, придут к власти другие люди и притянут меня за сотрудничество с госбезопасностью.
— Не говори ерунды, — сказал Внучек, страшно не любивший подобных шуток и относившийся к ним, как мусульманин относится к хуле на аллаха, — тебя простят, потому что ты делал это во имя спокойствия людей и бескорыстно… Понял?
— Понял, а ты?
— А я… я надеюсь на камеру с солнечной стороны…
