Зачинщиком создания спецкомендатуры был сам Хуснутдинов. Он вспомнил опыт своей работы на прежнем строительстве и дал команду подготовить письмо в УВД с просьбой «выделить спецконтингент». Ни сам Хозяин, ни его приближенные, составлявшие письмо, не сочли нужным проконсультироваться у юристов. Они перепутали условно-осужденных с условно-освобожденными. А разница между первыми и вторыми была примерно такая же, как между радио и радикулитом.
Первые осуждались за незначительные преступления и направлялись на стройки народного хозяйства прямо из зала суда. Вторые — освобождались из колоний. В «зоне» они усвоили правило, что любая работа — «западло», и, разумеется, работать не хотели. Процент возврата в колонию был высок, а производительность труда — низка.
Хуснутдинов быстро сообразил, в чем его ошибка, но милицейское начальство не собиралось ему в угоду менять «профиль» спецкомендатуры, и Хозяину пришлось довольствоваться тем, что есть.
Работы на первом энергоблоке шли плохо. План капитального строительства в лучшие времена выполнялся на 38 процентов. Так строились: градирня, цех водоочистки, новый главный корпус. Но труба существовала в другом измерении. Она росла не по дням, а по часам…
Бригада «Союзжелезобетонконструкции» работала на редкость производительно. Трубоклады никогда не бузили, не устраивали волынок, не грозили забастовками, не жаловались начальству на нехватку материалов, да и грех было жаловаться, ибо все шло им в первую очередь, и Хуснутдинов голову бы снял со снабженцев, не обеспечь они трубокладов материалами. Хозяин понимал — первый энергоблок в настоящее время понятие эфемерное, а труба — реальное, осязаемое, видимое. Она — лицо стройки и показатель способностей Хуснутдинова на первом этапе строительства. Она… «А вот и она. Однако странно, что возле нее не видно следов «скорой помощи» и милиции и стоит такая тишь, что остается только диву даваться: такое случилось, а всем до фени…»
«А может быть, это розыгрыш, может, какой-то каминский шутник, узнав номер телефона, решил его разыграть. Сейчас это модно — лягнуть кагебешников. И надо же попасться на удочку… И автобус подвернулся как раз и не дал возможности зайти к дежурному и расспросить о происшествии. Хотя, если бы он зашел к дежурному и спросил, то разговоров все равно было бы не обобраться…»
Федя открыл дверь и вошел в длинное бетонное помещение, примыкавшее к основанию трубы. Там было пыльно и грязно, вдоль стен лежали длинные хвосты разнокалиберной арматуры. Он прошел дальше, где помещение врезалось в основание трубы, и понял, что его не разыграли. В самой трубе, рядом с сеткой лифтовой шахты, ходил туда-сюда парень в телогрейке и брезентовых штанах. Парень словно был заключен в цилиндр, невидимый для других и не позволяющий ему выйти наружу. Он быстро шел в одну сторону, потом вдруг словно ударялся лицом о невидимую стену и шел обратно, чтобы через четыре шага опять наткнуться на эту стену и пойти назад. Увидев приближающегося Внучека, парень остановился, сел на деревянный ящик и обхватил голову руками.
