Конечно, родители не могли не чувствовать разочарования из-за того, что она неважно училась в школе, с сожалением понимая, что ей не удастся поступить в университет. При данных обстоятельствах Эйлин могла рассчитывать лишь на профессию учителя и пойти по их стопам.
Теперь из этой затеи ничего не выйдет. Она испытала чувство вины. И все же ей было немного легче, ведь она освободила себя от тех тяжелых мыслей, которые так угнетали ее все последние несколько недель. Что свершилось — того не вернуть, и родители, конечно, тоже понимают это. К счастью, Анна, партнерша по теннису, не была ее близкой подругой. Она не станет задавать ей вопросы насчет Джоэля. Они будут играть в теннис все утро, потом зайдут к Анне поесть, послушают записи, а когда она вернется домой, гроза уже минует.
Бодрящий осенний воздух, яркое сентябрьское солнце и ветерок, играющий желто-зелеными листьями тополя за кортами — все это, вместе взятое, подняло ее настроение.
— Ты опоздала, — укоризненно сказала Анна, — но я уже заняла корт. Иди скорее переодевайся.
Анна была невысокая, крепкая девушка с каштановыми вьющимися волосами, коротко подстриженными под мальчика. Она собиралась стать тренером по физкультуре и была фанатом спорта: плавала, играла в хоккей и гольф и с восторгом следила за матчами школьной баскетбольной команды и спортивными состязаниями по телевизору. Как хорошо не иметь комплексов, подумала Эйлин, переодеваясь.
— О'кей, — сказала она. — Я готова.
— Бросаем жребий. В какой руке?
— В правой, — ответила Эйлин и подумала: «Если бы все решения так легко было принимать.»
Они начали играть, и игра поглотила целиком все внимание Эйлин и почти все ее мысли.
Когда она вернулась домой, родители сидели в гостиной. Заставленная мебелью, очень уютная комната, окна которой выходили в сад, где росли липы, вязы и платаны, поглощавшие шум, идущий с расположенной рядом Квинсферри-роуд. Книги, газеты и журналы топорщились из книжных шкафов, загромождали подоконники. На столе стояла пишущая машинка с вставленным очередным письмом или листком статьи.
Отец с худым интеллигентным лицом, жесткими усами и гладкими преждевременно поседевшими волосами, как обычно, сидел на своем любимом стуле. Время от времени он снимал своей длинной элегантной рукой большие очки в роговой оправе и задумчиво смотрел поверх книги, словно беседуя с кем-то невидимым. Он продолжал носить, как и в юности, серые мешковатые брюки, но одевал к ним темные рубашки и необычные галстуки, желая показать, что он и следит за современной модой, и презирает ее.
