Выстроился предсказуемый романтический ряд культовых героев русской молодежи — и то сказать, гибель на Кавказе, от русской или чеченской пули, реже от стихии, как раз и служит рыцарю последней легитимацией. Раз герой — должен гибнуть на Кавказе, как Марлинский, Одоевский, Лермонтов, Бодров, как романтический прапорщик Олега Меньшикова в «Кавказском пленнике» Бодрова-старшего. Кавказ в русском сознании — занятный символ, тянущий не на одну диссертацию: его следует покорять, иначе мы не мужчины, — но, что бы покорить его, надо стать, как он. А этого мы не сможем никогда, ибо это значило бы предать свою мужскую сущность. Поэтому максимум того, что можем мы сделать как мужчины, — это на нем погибнуть: высшее проявление мужества, приравниваемое к окончательной победе.
Интерпретировать все это в таком полувоенном духе — учитывая еще и боевое название картины — было столь соблазнительно, что Бодров так и попал в реестр жертв и покорителей Кавказа, хотя снимал там несколько обрамляющих и, в общем, проходных эпизодов. Кавказский характер, конечно, присутствует в «Связном» — но интерпретируется скорее иронически, в духе Балабанова, к чьей традиции Бодров по понятным причинам гораздо ближе, чем к лермонтовской или юле-латынинской. На весь сценарий есть одна, прописью, действительно остроумная реплика: «Генерал Ермолов этот его прапрапра… короче, дедушку его деда повесил. Очень у них в роду это запомнилось».
История совсем про другое, и она объясняет личность Бодрова лучше, чем многие реальные факты его биографии. После «Сестер» она неожиданна. «Сестры», по-моему, были высшим достижением Бодрова в кинематографе — здесь ему удалось нечто принципиально новое, более важное, чем актерская работа в «Братьях». С «Братьев» и приходится начинать, поскольку именно после них Сергей Бодров стал Культовым Русским Героем. Именно они не только дали ему стартовый капитал зрительской любви (который, впрочем, можно было и профукать первой же провальной картиной), но и поставили перед труднейшей задачей — личное высказывание с такого пьедестала неизбежно поверялось бы образом Данилы Богрова, и надо было дистанцироваться от него, сохранив кредит зрительского доверия. Остаться Данилой, перестав быть им, — задача, по сути, невыполнимая. Тем интереснее, как Бодров с ней справился.
2
«Кавказский пленник», несмотря на участие упомянутого Меньшикова, культовой картиной не стал — именно из-за пресловутой политкорректности: настоящей драмой войны там и не пахло, Ариф Алиев как сценарист вообще наделен феноменальной способностью превращать любую живую реальность в кусок картона, не зря именно его выбрали сценаристом нового фильма Хотиненко «1612», но это к слову. В картине хорошие русские парни противостояли хорошим чеченским, никто не был виноват, все это было рассчитано на Европу и потому останется в истории кино лишь как первое появление Бодрова-младшего на большом экране.
