Статьи из журнала «Искусство кино» | страница 18



Листьев стоял у истоков «народного» телевидения и сумел внедрить его именно потому, что пользовался неограниченным кредитом доверия после своей взглядовской деятельности. Именно этот в демократические времена наработанный авторитет позволил ему стать своим в каждом доме. Парадокс, но именно политизированный, нервный, ломавший стереотипы «Взгляд», бывший для всех глотком свободы и символом человечности, дал стартовый толчок таким проектам Листьева, как «Тема» и «Поле чудес». Самое же интересное, что «Тема» — даже в ее нынешнем варианте, с темпераментным и контактным Гусманом — прежнего, листьевского рейтинга так и не обрела. Листьев прошел взглядовскую школу серьезного разговора со зрителем, эта уважительная серьезность и располагала к нему, когда он вел свои «Темы». Ни любительница попариться Л.Иванова, ни «хороший мальчик» Д.Менделеев, ни взрывной Гусман не переняли у Листьева главного: оставшегося от «Взгляда» стремления докопаться до истины. Хотя установить точно, что после остановки «Взгляда» было для Листьева важнее, рейтинг или истина, довольно трудно. Во всяком случае, когда рейтинг победил, а я думаю, что это однажды произошло, случилось и нечто необратимое.

«Я должен ступать осторожно», — говорил один литературный персонаж. Говоря о Листьеве, я должен вообще ходить на цыпочках. Как это ни ужасно, всякому делу необходимы свои мученики. Кликушество вокруг Листьева и Холодова, как ни кощунственно это звучит, есть выполнение определенного подсознательного заказа, часть имиджа изданий и компаний, где они сотрудничали. Мне непонятны и неприятны те надрывные, немужественные, явно актерские интонации, которые проскальзывают в речи первых лиц ВИДа, чуть разговор заходит о Владе. На недавней пресс-конференции, поводом к которой послужила заметка в «МК» насчет «семейного следа» — грязная заметка в грязном издании (я настаиваю на этом определении и готов за него отвечать хоть в суде), — на этой пресс-конференции видовцы тоже, как мне показалось, вели себя не лучшим образом, договорившись до того, что бульварную журналистику нужно истреблять.

Но я думаю, что Влад и память о нем не нуждаются в защите такого сорта. Листьев сам достаточно жестко и последовательно сказал все, что хотел сказать — своей жизнью и своей смертью. И если его телевизионную политику кто-то признает идеальной, а его самого недосягаемым образцом, я советую таким апологетам вспоминать иногда, чем все это кончилось.