— Здесь, — сказал он мне, — вам запрещено пролетать к Луне, если вы тот самый человек, который придумал свадебный торт.
Тут он показал мне торт в форме жениха и невесты в момент венчания: маленькие фигурки жениха, невесты и священника из крутого теста были прочно заделаны в вафельный круг с хрустящей корочкой…И так далее.
Любой психиатр сказал бы вам, что Чарли на верном пути к безумию в форме мономании. Нельзя ведь жить в фантастическом мире снов ночь за ночью, день за днем и сохранить разум. Материальная сущность жизни Чарли потихоньку таяла, и он переселился в мир теней. А поскольку мономания такого рода часто приводит к повторению одного и того же рассказа, воображение Чарли скудело и, в конце концов, он стал повторять несчетное число раз один и тот же первый сон со странным полетом к Луне на аэроплане из телефонных проводов. Тяжело было смотреть на него, и мы все были глубоко опечалены.
Месяца через два Чарли пришлось отправить в лечебницу для душевнобольных. Когда его увозили, меня в городе не было, но Джо Фульц, поехавший с ним, написал мне, как было дело. "Там ему, кажется, сразу понравилось, — писал Джо. — Он успокоился, и глаза стали лучше. (В последнее время они были у него дикие и загнанные). Конечно, — продолжал Джо, — он, в конце концов, избавился от этой женщины".
Через пару недель я заехал в лечебницу навестить Чарли. Он лежал на койке, на большой остекленной веранде, изможденный и похудевший. На стуле у койки сидела она, ясноглазая и жаждущая победы. Я был огорчен, застав ее здесь, так как надеялся, что Чарли, наконец, удалось найти убежище от своей жены. Казалось, он совсем обезумел. Он тут же начал рассказывать о своем полете на Луну и дошел до места, где человек, похожий на Деда Мороза, велел ему остановиться. "Он тоже был в самолете из телефонных проводов, — рассказывал Чарли, — а поэтому я повернул к обочине…"
— А вот и нет! Ты повернул не к обочине, а к облаку, — бросилась в атаку Дороти. — Там не могло быть никакой обочины, потому что это небо. Значит, ты повернул к облаку.
Чарли вздохнул, чуть шевельнулся и посмотрел на меня.
Дороти тоже посмотрела на меня с очаровательной улыбкой.
— Вот видишь, какой он путаник. Вечно рассказывает эту историю неправильно!
Ночь, когда рухнула кровать
Половодье моих ранних дней в Колумбусе, штат Огайо, достигло высшей точки, наверно, в ту ночь, когда у папы рухнула кровать. Об этом, конечно, легче рассказать (но не в пятый или в шестой раз, на что жаловался один мой приятель), чем написать, потому что невозможно передать в достоверности все краски той невероятной ночи, если не опрокидывать стулья, не хлопать дверьми и не лаять собакой.
