Гамлет (один). Свой монолог я приберегу для писца получше. А сей пергамент пусть молчит о том, какие чувства раздирали Гамлета тогда, когда он, избитый, был брошен к себе и заперт. О помыслах узнают по поступкам.
Если угодно, можно изобразить сцену терзаний принца: его преследуют кошмары. Перед глазами то и дело Горвенд, который сильней и сильней сжимает Гертрудино горло. От страха глаза становятся все шире и все реальней, а страшный Призрак снова и снова убивает королеву — вот он топит ее в ванне (и на губах Гертруды лопаются мыльные пузыри), вот он душит ее перед зеркалом, и ей приходится наблюдать собственную погибель.
Читатель, вникни в то, что движет помыслами Гамлета, посмотри столько же раз, сколько он, на призрак Горвенда, на сдавившие горло пальцы, на лицо умиравшей Гертруды — в парке, в кухне, в бальной зале, в сарае для садовой утвари, на всех стульях, постелях, столах и полах, на людях и в уединении, днем и ночью, до и после завтрака, когда мать поет и когда молчит, когда одета и когда раздета, в седле и в лодке, на горшке и на троне… и тогда вам, быть может, станет понятно, почему он, принц, рассматривает свое недавнее «прибежище» не как Конец, а как Начало страданий, порожденных любовью; почему он так напрягал мозги, пытаясь найти решение, которое избавило бы его от кошмаров. Из того решения и родился Замысел — плод Страсти, орошенный Ненавистью, извлеченный на свет королевским хлыстом, которым тот сек ягодицы инфанта и оставил на них тот же след, какой сам инфант не раз оставлял на щеках Дурака.
Может быть, именно потому через некоторое время все сюжетные линии смыкаются именно на Йорике, а исстрадавшийся принц превращает орудие шутки в орудие мести.
Теперь вам понятно, Читатель, что на самом деле Гамлета терзают два ненавистных образа: Офелия и король слились в его распаленном гневом мозгу в единое целое (можно сказать, связались брачным союзом). И Гамлет наконец придумывает, каким образом сделать так, чтобы стряхнуть с себя давившую, будто камень, ярость и одним ударом сбить с ветки обеих птичек (ярость принца подобна гневу Медузы — при виде ее любая живая плоть способна обратиться в мертвый гранит).
Под конец мы услышим, как маленький принц бродит, бродит кругами по комнате, а губы его бормочут злобный стишок-загадку:
Не газообразно, не твердо, не жидко.
Бесплотно, безвкусно, но вроде напитка.
Хоть к злу, хоть к добру приведет под конец.
Влей в ухо — и, может быть, будет мертвец.
