, висевших по стенам кабинета.
И Атта, и Хума невыносимо страдали оба эти дня, глядя на попрание всех неписаных правил их семейного этикета, но к вечеру Хашим перешел уже все границы и поднял руку на жену, когда та, потрясенная его жестокостью по отношению к должнику, попыталась урезонить мужа. Атта бросился к ней на защиту, но отец ударом сбил его с ног.
— Отныне, — заявил Хашим, — вы у меня узнаете, что такое порядок!
С женою ростовщика случилась истерика, которая длилась всю ту ночь и весь третий день, после чего Хашим, утомившись от ее причитаний, пригрозил разводом, и жена его бросилась к себе в комнату, где заперлась на ключ и упала без сил, заходясь в безмолвных рыданиях. Тогда Хума тоже потеряла терпение и открыто воспротивилась воле отца, заявив (с той самой независимостью, которую он всю жизнь в ней поощрял), что не станет более закрывать лица, поскольку, не говоря о прочем, от этого портится зрение.
Услышав ее речи, отец недолго думая лишил Хуму всех имущественных прав, дал неделю на сборы, после чего велел убираться из дому.
На четвертый день страх, поселившийся в доме, сгустился настолько, что стал, казалось, едва ли не осязаем. Именно в тот день Атта и сказан онемевшей от горя сестре:
— Мы зашли дальше некуда, но я знаю, в чем дело.
Днем Хашим, в сопровождении двух нанятых им головорезов, отправился в город выбивать долги у двоих своих неплательщиков. Дождавшись его отъезда, Атта направился к нему в кабинет. Как единственный сын и наследник он владел ключом от отцовского сейфа. Там он и употребил его по назначению, достал из сейфа фиал, оправленный в серебро, сунул в карман брюк и снова запер сейф.
Тогда-то он и рассказал Хуме про отцовскую тайну, под конец воскликнув:
— Может быть, я и сошел с ума; может быть, от того, что у нас произошло за последнее время, у меня мозги набекрень, но одно я знаю точно: до тех пор, пока этот волос в доме, ничего хорошего у нас не будет.
Хума тут же согласилась с братом, предложив немедленно вернуть реликвию в мечеть, и Атта пошел и нанял шикару и отправился в Хазрабал. Однако, выйдя из лодки в толпе безутешно рыдавших верующих, которые толклись на площади возле оскверненной мечети, он обнаружил, что сосуд исчез. В кармане оказалась дыра, которую мать, обычно крайне внимательная к исполнению своих обязанностей, проглядела, по-видимому, из-за последних событий.
После краткой вспышки досады Атта с облегчением вздохнул.
— Подумать только, — сказал он себе, — что здесь со мной сделали бы, если бы я успел объявить мулле, будто привез украденный волос! Этот сброд меня тут же и линчевал бы, никто поверил бы, что я его где-то потерял! Но, как бы то ни было, его больше нет, и этого нам и надо.
