— Может, я выйду на улицу? — вдруг говорит Эмми.
— Никуда ты не пойдешь, — сказал Гарри.
— Я хочу на них посмотреть, — говорит Эмми.
— Не смей никуда ходить, — сказал Гарри. — Очень мне нужно из-за тебя беспокоиться. Почем я знаю, что это за сумасшедшие люди.
— Ну, что вы на это скажете? — проговорил зубной, врач. — Ведь поют. Вы понимаете, что они поют, Гарри?
— Позволь мне сбегать вниз, — говорит Эмми. — Пожалуйста, Гарри.
Гарри, которому было четырнадцать лет, схватил сестру за плечо:
— Скажи спасибо, что мы здесь, у доктора, — сказал он. — Хватит с тебя и того, что ты глядишь на них сверху, где тебе ничего не грозит. Не время сейчас бегать по улицам. Почем мы знаем, кто они такие.
У Эмми задрожали губы. Она застыдилась, отошла от окна и беззвучно заплакала.
— Этого еще не хватало, — сказал Гарри. — Боже мой, что тебе еще нужно?
— Ничего мне не нужно! — крикнула Эмми. — Ничего на свете не нужно.
— Перестань реветь, — сказал Гарри. — Иди сюда и любуйся ими на здоровье. Отсюда лучше видно, во всяком случае.
— Не пойду, — сказала Эмми. — Никогда-то ты мне ничего не позволишь.
Она горько плакала, лицо у нее сморщилось, а акробаты все пели на улице громче прежнего. Вторая их песня была еще веселее и печальнее, и мне захотелось сойти вниз и поглядеть на них поближе, хотя я все-таки немножко трусил. Эмми стояла в стороне от нас, вся съежилась и плакала, а акробаты пели, и вдруг я не выдержал и тоже заплакал. Не знаю, с чего бы это, — просто так, не стерпел. Заревел — и отошел в другой угол комнаты.
— Ну, ты-то чего ревешь? — сказал Гарри. — Тоже хочешь, наверно, на улицу? Понимаешь, нельзя. Я пришел сюда к доктору выдернуть зуб. Мне не до гуляний.
— Нет, что вы на это скажете? — повторял доктор.
Это был сухопарый человек лет сорока пяти, с морщинистым лицом и поджатыми губами. Он был очень высокий, но сутулый, и дыхание у него было горячее, оттого что он все время курил. Сигареты он прикуривал одну от другой и дымил все время, пока не обрабатывал чей-нибудь рот. Делом он редко когда занимался, а все больше посиживал в кресле, любуясь небом в окно да покуривая сигареты, — и так круглый год, зиму и лето.
— Первый раз в жизни вижу такое, — сказал он. — Нет, вы только послушайте.
— Как я могу слушать, — сказал Гарри, — когда мои младенцы ревмя ревут?
— Я не младенец, — отрезала Эмми. — Сам ты младенец. Боишься сойти вниз и рассмотреть их поближе.
— Я пришел сюда вырвать зуб, — сказал Гарри.
