Я бегу за фургоном до угла улицы, спрашивая мысленно: кто смеялся? Бегу вслед за ним еще квартал, спрашивая: кто заливался смехом? А потом я вспоминаю вдруг об опасности, меня охватывает страх перед всем миром, перед его обитателями, их бесчисленным множеством. Потом я смеюсь над своим страхом — вспоминаю смех того, кто смеялся, и смеюсь сам. Я бросаю страху вызов. Вот, я смеюсь. Во всем видимом и невидимом таится опасность. Ну так что ж, вот я. И я не боюсь.
Я возвращаюсь к дому, сажусь на ступени и снова жду. Пусть они приходят, мои видения. И я представляю далекое море, совершенно пустынное и полное опасности, и свирепый ветер, и ливень, и гром грохочет во тьме. Пронизанный опасностью холод и бездонное море. Но там, где кончается море, начинается земля. Теплая земля и чистые поля зеленой травы; деревья, камни и ручейки, и все, что дышит и живет на земле; пушистые звери; глаза, ноги. И птицы с яркими перьями. И глаза. И все, что есть на земле. И города, и улицы, и дома, и люди.
…Однажды вечером младший брат моего отца Седрак ехал по улице на велосипеде. Он слез с него, зацепил педалью за деревянный тротуар и подошел ко мне.
— Что это с тобой? — спросил он.
— Где мы жили вначале? — спросил я.
— Ты родился здесь, — сказал он. — Ты живешь в этой долине всю жизнь.
— А где жил мой отец? — спросил я.
— На родине, — сказал он.
— А как назывался город?
— Битлис.
— А где тот город?
— В горах. Его выстроили в горах.
— А улицы?
— Улицы были пробиты в горах, они были узкие и кривые.
— Ты помнишь моего отца на улицах Битлиса?
— Конечно. Он же мой брат.
— Ты видел его? — спросил я. — Ты видел, как мой отец ходил по улицам города, выстроенного в горах?
Я спрыгнул со ступенек и стал прохаживаться перед домом. Я отошел от дома, повернулся, пошел назад.
— Вот так он ходил? — спросил я. — Вот так вот он ходил там, у себя на родине, и ты это видел?
— Ну да, конечно. Он же был мой брат. Мы с ним часто гуляли вместе.
— Вы гуляли вместе? А что он говорил?
— Видишь ли, — сказал младший брат моего отца, — он был не очень-то разговорчивый.
— Но ведь иногда он все-таки разговаривал? — спросил я. — Что он говорил, когда разговаривал?
— Помню один день, — сказал младший брат моего отца. — Мы вместе шли в церковь. И твой отец сказал: «Ах, ах, ты только посмотри, Седрак. Ты посмотри, посмотри».
— Ты слышал, как он сказал это? — спросил я. — Ах, ах? А о чем это было?
— Ни о чем, — сказал брат моего отца. — Ни о чем. Обо всем.
