Строгий дядя в форме ухмыльнулся.
— Всякое в жизни видел, но такое… Значит, говорите, из морга? А я вот возьму сейчас и туда позвоню. Что они мне там скажут?
— Что от них сбежал труп, — усмехнулась я.
Иронически улыбаясь, дядя поднял трубку и набрал номер. Представился по всей форме, назвавшись лейтенантом Стрельцовым, и задал вопрос…
От того, что ему сказали в трубку, он изменился в лице. Ироническая улыбочка исчезла.
— Ага… Ага. А приметы можете дать? Ага… Так. — Лейтенант Стрельцов окинул меня пронзительным и цепким профессиональным взглядом. — Вас понял. Спасибо. Да, мы этим как раз уже занимаемся. До свиданья.
Положив трубку, он долго на меня смотрел, барабаня пальцами по столу, потом проговорил:
— Ну, пока что ваша версия подтверждается. Из морга действительно пропал труп. Имя, фамилия и приметы совпадают.
— Ну вот, а я что говорю! — подхватила я обрадованно. — Этот пропавший труп — я. То есть, я не труп, конечно, поскольку сижу здесь и с вами разговариваю… Просто вышла ошибка.
— Н-да, ошибки случаются всякие, — глубокомысленно согласился лейтенант Стрельцов. — Ещё на документики бы ваши взглянуть, чтоб уж совсем всё стало ясно…
— Послушайте, можно мне позвонить домой? — взмолилась я. — Я устала, замёрзла, есть хочу! Мне бы хоть одежду принесли… Не буду же я и дальше находиться в таком виде! Ну, и паспорт заодно. Он у меня дома.
— На звонок вы право имеете, — проговорил лейтенант Стрельцов.
Итак, мне было позволено воспользоваться телефоном. Но об этом отдельно.
Когда Алла услышала в трубке мой голос, до меня донеслись какие-то хрипы и глотательные звуки. Потом я услышала дрожащий голос отца:
— Да… Кто это?
— Папа, это я. Что это значит? Ведь я же просила никого не вызывать, а просто дать мне отлежаться! Зачем вы сдали меня в морг? Это уж слишком!
Я снова услышала такие же глотательные звуки. Спохватившись, я воскликнула:
— Папа, папочка, не пугайся, всё нормально! Я звоню из милиции. Меня задержали, потому что я шла по улице из морга в одной простыне. Пожалуйста, ты не мог бы приехать и привезти мне какие-нибудь мои вещи, чтобы одеться?
Послышались всхлипы.
— Лёля… Лёлечка… Доченька, это ты?
— Папа, да говорю же тебе, я! Кто же ещё? Я жива, всё хорошо.
— Жи-жива?.. Лё… Лё-ля! — Последнее слово было произнесено почти шёпотом и разделено пополам сдавленным рыданием.
Это были последние членораздельные звуки: дальше последовали одни всхлипы, междометия, обрывки слов. В присутствии постороннего человека, слушающего разговор, мне было неловко проявлять чувства, и я успокаивала отца довольно грубовато.
