Том 3. Оказион | страница 31
Влюбленным намяла я желудки — Га! хи-хи-хи! Я бабушке за ужином плюнула во щи, а Деду в бороду пчелу пустила. Аукнула-мяукнула Оде под поцелуи, а пьяницу завеяла кричащим сном и оголила…
Вся затряслась Кикимора, заколебалась, от хохота за тощие животики схватилась.
Тьфу! ты, проклятая! — Га! ха-ха-ха…
И только пятки тонкие сверкнули за поле в лес… Сплетать обманы, — причуды сеять, — и до умору хохотать,
Заклинание ветра (I)>*
Заклинание ветра (II)>*
Лепесток>*
На мой стол упал лепесток.
Бежали тучи, ворчали последние темные молнии
Поблекший бледный лепесток…
Я рассматривал его, вспоминал цветы, но имя цветка, от которого он оторвался, я не знал.
— Если бы собрать твоих подруг, таких же унесенных ветром…
Лепесток свертывался, темнел.
— Завтра тебя не станет, — и я ласкал и тискал его и вдыхал угасающий запах.
И вдруг вспомнил.
Цепкая боль поползла по сердцу и уходила в кровь, в глубь крови.
— Зачем напоминать? Ты — последний, зачем напоминать!
И, целуя поблекший лепесток, я разорвал его.
Чайка>*
Я стоял на берегу шумящей реки. глядел вдаль, где волны лизали тучи и, выныряя, пробирались по небу изголодавшимся стадом.
Посреди реки, против моих глаз, возвышалась облачная скала, живая, без конца, без начала.
Вверх и вниз шли по ней вереницы людей, закутанных в тяжелые саваны.
Люди восходили ясными с глубокого дна и серыми спускались в сырые волны.
И с каждым разом темнела река.
И с каждым разом вырезалась и подсекалась скала.
И вдруг колыхнулось бесшумное облако и с криком тысячи задавленных желании разошлось.
И только откуда-то взявшаяся чайка пустилась в страшную даль.
Веще мелькали белые крылья.