Пялясь на парад прохожих, Чеглок пытается отрешиться от своего похмелья и вспомнить дорогу к площади Паломников. Как все эйры, он гордится чувством направления, но в теперешнем его состоянии это чувство обратилось в полный ноль. Он слишком застенчив, чтобы спросить дорогу, слишком беден, чтобы транжирить деньги на такси или на рикшу, слишком горд, чтобы вернуться в «Голубятню» и попросить помощи у шахта за конторкой. К счастью, память не совсем ему изменила, и наконец-то удается вспомнить маршрут. Устроив крылья на спине поудобнее, он решительно входит в поток пешеходов и позволяет ему нести себя по улице. Бейбери переходит в Дюна-роуд, левый поворот на Дюну выносит на Мидлсекс-лейн, потом направо на Бетани-стрит, по Бетани налево, а потом извивы и повороты выплеснут его на Реховот-авеню, которая уже ведет к Вратам Паломника.
Шагая по улице, он изо всех сил старается придать себе вид целеустремленный и все же небрежно беззаботный, притворяясь, что не замечает разносчиков, которые поделили между собой кварталы – по двое-трое на каждый, и там в узких закоулках между яркими вывесками лавок и гостиниц сидят или стоят за складными столами, учтиво или не слишком выкрикивая свой товар: игральные кости множества цветов и размеров, спичечные коробки и книжечки, ручки, карандаши, блокноты, солнечные очки, часы, зажигалки, трубки, портсигары, шахматы разных размеров с фигурками ручной работы и игральными костями из дерева и кости, украшения, благовонные палочки, свежие люмены, карманные издания шестидесяти четырех сутур «Книги Шанса» (с комментариями и без), стебли и листья нож-травы и прочие разные разности, которые закон разрешает им продавать (плюс парочка мелочей, замечает Чеглок, которые не разрешает). Некоторые продают свои услуги в качестве предсказателей либо предлагают вероятностные игры в карты или кости, другие продают собственную кровь, нанося свежие разрезы на вчерашние шрамы.
Нищенство запрещено, но Содружество дает нуждающимся ветеранам лицензии уличных торговцев и товары для продажи. В Вафтинге вернувшиеся с войны солдаты – особенно тяжело раненные – пользуются преимуществом этой щедрости, пока сами способны себя обслужить, а горожане выполняют свой патриотический долг, покупая все, что предложено к продаже; но здесь у Чеглока возникает ощущение, что есть ветераны, которые ничего не заработают, так и будут сидеть на тротуарах и в переулках всю оставшуюся жизнь. Никто не рвется покупать у них товары, и те покупки, что происходят на его глазах, в основном какие-то недоброжелательные, делаются во взаимном недоверии и презрении, совсем не так, как он привык. Наконец он сам останавливается купить коробок спичек у однорукого салмандера. Мьют берет у него деньги, даже не буркнув ничего в ответ, потом швыряет спички так, что Чеглоку не достать – нарочно, пусть подбирает с грязного тротуара, пока их не раздавили. После этого, стоит торговцу позвать его или попытаться загородить дорогу, он проходит в порыве раздражения, даже злобы, и это наполняет его чувством вины, потому что эти мьюты, как они ни неприятны, воевали за него, пострадали и пожертвовали, чтобы Содружество осталось свободным.
