Она никогда не бывала дома у художественного руководителя театра, знала только, что он живет на Кутузовском проспекте, и попросила Елену продиктовать точный адрес. Долго кружила между домами, пока наконец не выехала на маленькую улочку, застроенную панельными девятиэтажками. Неужели здесь? Да, номер дома правильный. Евгения Федоровна с трудом втиснула машину в небольшое пространство между торцом дома и мусорными баками и вошла в подъезд. В нос ударил запах кошачьей мочи. Неужели Лев Алексеевич, такой изысканный, такой элегантный, живет в этой дыре?
Квартира оказалась маленькой и неудобной, но Евгения Федоровна как-то мгновенно забыла об этом, едва увидела почерневшее, изможденное лицо Елены. Они уселись пить чай, Елена, правда, предложила ужин, но Арбенина отказалась.
– Я не знаю, что мне делать, – говорила Елена сквозь слезы, которые постоянно катились у нее по лицу и которых она, казалось, уже давно не замечала. – Врачи не говорят ничего определенного, Леве то хуже, то лучше, но в сознание он не приходит. Я больше не могу существовать в таком подвешенном состоянии! Только бы он выжил! Пусть он останется глубоким инвалидом, пусть будет лежачим, неподвижным, немым, только бы остался жив! Я не смогу его хоронить, я этого не вынесу!
Евгения Федоровна ласково взяла Елену за руку, погладила сухую, чуть шершавую кожу. Девочка совсем себя запустила, подумала она, даже руки перестала кремом мазать, не может думать ни о чем, кроме мужа.
– Леночка, деточка моя, – сказала она проникновенно, – ты говоришь чушь. Поверь мне, я старая, я живу долго и пережила пятерых мужей. Не надо, чтобы Лев Алексеевич выживал любой ценой. Я сейчас скажу тебе одну вещь, а ты ее обдумай. Пусть лучше уходит, чем остается, как ты выразилась, «хоть какой».
Елена перестала плакать и вскинула на Арбенину непонимающие глаза, наполненные ужасом.
– Что вы такое говорите, Евгения Федоровна? Как это – лучше пусть уходит? Вы хотите сказать, что лучше пусть Лев Алексеевич умрет? Да как вы можете?!
– Я – могу, – слегка усмехнулась Арбенина. – Поверь мне, деточка, у меня был опыт жизни с парализованным мужем, перенесшим инсульт. Не надо врать ни себе, ни окружающим. Лучше проститься с человеком и похоронить его, чем так… Я понимаю, тебе стыдно и неловко так думать, потому что это не принято. Надо бороться до конца, надо верить и надеяться. Знаю я все эти лозунги. Но лозунги – это одно, а реальные возможности медицины – совсем другое. В огромном количестве случаев медицина бессильна поставить человека на ноги, вернуть ему разум и речь. Бессильна, понимаешь? И много ли смысла в таком существовании?
