Итак, мне предстояло попасть во взрослую колонию, где меня, по словам Авдея, ждала совершенно новая жизнь. Нас привезли в ростовскую тюрьму. Да, да, в мой родной город. Только вот теперь я мог смотреть на него через небольшую щель в окне столыпинского вагона, которую нам оставил конвоир. Вокзал жил своей жизнью. На перроне прогуливались пассажиры, кто-то спешил на свой поезд, и никто из них даже не догадывался, что в одном из последних вагонов течет совсем другая жизнь – жизнь заключенных. Я всматривался в лица прохожих, пытаясь узнать кого-то из знакомых, но все было напрасно. Во-первых, сами пассажиры находились слишком далеко, а во-вторых, кого я мог узнать среди взрослых людей, если мне самому только недавно исполнилось восемнадцать лет. Но все равно радостное чувство, что ты приехал в родной город, переполняло меня изнутри. Наш вагон отцепили и перегнали на запасные пути, куда за нами должны были приехать автозаки и отвезти в новочеркасскую пересылку. И уже оттуда каждого из нас отправят к месту конечного следования: меня – на взросляк, кого-то – на строгач, а кого-то – на крытый режим. Еще находясь под следствием, я слышал, что в новочеркасской тюрьме творится беспредел со стороны кумовья. Они сразу дают понять, что в их пересылке осужденные – это никто, что всем там заправляет администрация. А чтобы это было понятно каждому без исключения, очередной этап встречает буц-команда, которую вызывают автоматически.
Буц-команда – это сегодняшние маски-шоу, которые врываются в офисы или банки и кладут всех на пол, не разбираясь, кто перед ними – простой менеджер или финансовый директор. Только в отличие от сегодняшних бойцов буц-команда вообще не имеет никаких запретов. Они врываются в большую камеру, куда помещают вновь прибывших, и начинают лупить всех дубинками. Подобная экзекуция может продолжаться до тех пор, пока все сидельцы не останутся лежать на бетонном полу. После этого приходит начальник и зачитывает правила поведения в следственном изоляторе. После подобной расправы ни у кого не возникает желания выказывать недовольство или пытаться искать правды.
Я видел, как напряглись арестанты, когда за нами подъехали автозаки. Смех и разговоры сразу прекратились, а на лицах сидельцев отразились злость и страх.
Послышался лязг затворов, лай собак и отрывистые команды:
– Открыть первый бокс! Всем приготовиться! Сейчас я буду называть фамилию, осужденный подбегает ко мне, называет статью и срок, и только после этого отправляется в автозак! – прозвучал громкий голос тюремного прапорщика, который принимал этап.
